Александр Чернобровкин - Слово о граде Путивле
– Он из Путивля ехал, значит, нам теперь туда нельзя, – подсказала Улька.
– Поедем во Владимир, – решил Федька Кошка. – Там нас никто не знает.
Поскольку они старались не привлекать к себе внимания и боялись расспросов других купцов, к обозам не приставали. И ночевать, пока не выберутся из Северского княжества, решили в поле или лесу. На третью ночь они выбрали глухое место в лесу и ручья, где и встали на ночлег.
Федька и Улька не подозревали, что за ними уже полдня следит беглый тать. Ночью он тихо подкрался к спящим в телеге и зарезал сперва мужчину, а потом женщину. Решив, что они ехали из Смоленска во Владимир, тать отправился продавать добычу в Путивль. Там купцы опознают лошадь, телегу и товар. Татя вздернут на дыбу, встряхнут два раза – и он сознается в убийстве. Решат, что он убил Матвея Сороку и какую-то случайную попутчицу. Татю отрубят голову, а лошадь, телегу и товар вернут Ваньке Сороке.
35
Вечером накануне Ивана Купала все путивльские девушки отправились на берег Сейма, в глухое место выше по течению. Там они сплели венки из цветов. Раздевшись донага, девушки надели венки на головы и зашли в воду, распевая песню:
Ой, река-река —
зелены берега.
Несешь воду ты,
воду быструю,
Воду чистую,
животворную,
По чужим краям
в море-океян.
Ой, возьми венок,
венок девичий,
Унеси его
близко-далеко
К тому берегу,
круту бережку,
Где живет-пождет
мой миленочек.
Ой, отдай ему,
добру молодцу,
Цветы алые,
в круг сплетенные,
Укажи ему
путь-дороженьку
К моему двору,
в терем девичий.
Пусть седлает он
своего коня,
Коня быстрого,
белогривого,
Пускай скачет он
по полям-лесам
К своей суженой,
красной девице.
Допев песню, девушки окунулись с головой и не выныривали, пока течение не унесет венок, иначе не выйдут замуж в этом году. Вода была очень теплая, потому что в этот день солнце от восхода и до заката купается в воде, смывая с себя увиденные за год грехи людей. Река понесла десятки венков вниз. Большая часть их пристанет к берегу возле Путивля, некоторые унесет дальше, даже в Степь, а какие-то утонут. Кто найдет такой венок, тот и станет мужем девушки, которая его сплела, а хозяйка утонувшего умрет незамужней.
Ночью все путивльские и из близлежащих сел и деревень девушки и юноши, вдовы и вдовцы собрались на большой поляне на берегу Сейма, той самой, где русалки защекотали половцев. Посреди поляны развели высокий костер. Купальский костер разжигался от чистого огня – добытого трением стариком, неспособным согрешить с женщиной. В огонь бросали старые лапти, веники, деревянную посуду, дежи, бочки, телеги и даже украденные чужие ворота, доски из забора, снятые с петель двери сараев…
Молодежь «палила ведьму» – кипятила на костре цедилку с иголками, чтобы причинить ведьме боль и заставить ее прийти сюда. Ведьма мола избавиться от боли, только перепрыгнув через купальский костер. Одна она не преодолела бы чистый огонь, упала бы в него, а с кем прыгнешь через костер, с тем и ночь проведешь. Ведьма остановила свой выбор на берендее Буте, потому что он, во-первых, наполовину свой, а во-вторых, скоро навсегда уедет из Путивля вместе с княжной Ярославой.
Первыми прыгали через костер пары, которые образовались этой весной. Если перепрыгивали удачно, быть им мужем и женой. Если за парой еще и искры летели, то будут иметь детей так много, сколько было искр. Приглашали прыгнуть девушки, а парни не имели права отказать. Но если юноша не хотел прыгать с этой девушкой, попытка заканчивалась неудачно: либо падали в огонь, либо одежда или коса загоралась.
Ведьма подошла к Буту, который стоял в стороне и тоскливо смотрел на веселящуюся молодежь.
– Пойдем прыгнем, – предложила она.
Берендей удивленно посмотрел на ведьму, оглянулся по сторонам: не обращается ли она к кому-нибудь другому? Он был убежден, что такая красивая женщина ни за что не выбрет его. Нет, рядом с ним никого не было.
– Ты мне? – все еще не веря, спросил он.
– Ну, да, а кому ж еще?! – произнесла ведьма и, лукаво улыбнувшись, подбодрила его насмешкой: – Или робеешь?!
– Чего мне робеть?! – смутившись чуть ли не впервые в жизни и покраснев так же густо, как это делала княжна Ярослава, возразил берендей Бут и взял ведьму за руку.
Через костер они перепрыгнули благополучно. Ведьма, избавившись от боли, облегченно вздохнула и предложила берендею:
– Пойдем в лес?
– Зачем? – спросил Бут, потому что раньше только насиловал женщин, ни одна не предлагала ему себя добровольно. Увидев усмешку на ее губах, смутился и покраснел еще раз. – Ну, пойдем.
Их проводил злобным взглядом Савка Прокшинич. На днях он вернулся из Переяславля, случайно встретил возле соборной церкви вдову и запал на нее. Прокшинич не догадывался, что она ведьма. Просто остальные девушки и женщины побаивались его, чувствуя его бездушность, а вдова – нет. Савка надеялся, что она предложит ему прыгнуть через костер. Когда она скрылась с берендеем между деревьями, Савка Прокшинич не стал ждать приглашения других девушек, прыгнул через костер один. Пролетая над пламенем, уронил в него сделанный из осины крестик – призвал черта. Он думал, что черт появится не сразу, поэтому остался стоять среди парней. Савка со скрытой насмешкой смотрел, как парни и девушки прыгают через купальский костер: как мало им надо!
Возле Савки Прокшинича остановился мужчина с козлиной бородкой, судя по одежде, купец. От него и воняло козлом, будто не мылся месяц, если не больше.
– Как мало им надо! – сказал купец Савке.
– Да, – подтвердил юноша, удивившись, что купец думает так же, как и он.
– А что тебе надо? – спросил купец.
Савка Прокшинич догадался, с кем имеет дело, и потребовал:
– Хочу иметь власть над душами людей.
– Не много ли хочешь?! – насмешливо произнес купец. – Не сломишься ли под такой ношей?!
– Нет, – уверенно произнес Савка.
– Ну, хорошо, – согласился купец. – Давай отойдем в сторонку.
Они отошли в темноту. Купец достал из кармана чистый кусок пергамента.
– Значит, власть над одной душой человека? – спросил купец.
– Каждого человека, – уточнил Савка Прокшинич.
– Власть над одной душой каждого человека, – согласился купец и протянул юноше пергамент. – Подпиши.
– На нем же ничего не написано, – сказал Савка.
– Не сомневайся, на нем запечатлены твои слова, – заверил купец.
Савка Прокшинич почувствовал укол в подушечку указательного пальца левой руки. На подушечке выступила капля крови. Савка приложил палец к пергаменту, скрепив договор. Кровь зашипела, словно попала на раскаленное железо. Завоняло паленым мясом и серой.
