Ведьма и тьма - Вилар Симона
– Богомилы придумали свою собственную веру, но, по сути, невесть что. И такая путаница Расате только на руку. Их странные обряды подпитывают его силу, и, пообщавшись с ними, он многое может. Хотя многого и не может. Я ведь сказал: один лишь его дар могуч – подчинять тех, кто чарами наделен. Простой человек пройдет мимо, когда он колдует, но ничего не почувствует, а вот таких, как мы, Малфрида, Расате покоряет легко. Да только таких, как мы, не так уж много. Вот он и ищет чародеев, а потом использует, пока сила в нас есть…
Малфрида хмыкнула. Что бы ни говорил Коста, но слепец пока был добр к ней – спас, защитил от богомилов, лечил.
Коста снова заговорил:
– Расате отказался от прославляемой Борисом Крестителем веры, когда, будучи еще юношей, испробовал живую и мертвую воду. Зачем ему было спасение души, о котором толковали попы, если он мог и так жить вечно? Но в Болгарии нет чародейских источников, их надо искать в далеких русских землях, да еще и платить немало злата. И все же царский сын был готов на это. А позже он понял, что есть люди, которые могут добывать воду, просто повинуясь его воле. И, осознав это, он решил отказаться от христианства, поскольку оно могло лишить его чудесного дара. Да, он перенес мучительное и позорное ослепление, лишился зрения и, казалось, был оставлен всеми, но мало-помалу Расате окружил себя жрецами, которые хоть в малой степени умели колдовать. Он мысленно приказывал им возвращаться к нему, и они, не в силах сопротивляться, подчинились. Они похитили его из монастыря и привели сюда, в глубокие подземные пещеры. Правду о его исчезновении монахи побоялись сообщить. Они не сказали об исчезновении Владимира-Расате ни его отцу Борису, ни воцарившемуся на троне Болгарии новому царю Симеону. Этого они особенно опасались: Симеон был истинным столпом христианства и мог сурово наказать тех, кто не углядел за его мятежным братом. Поэтому было объявлено, что изувеченный Расате мертв. А он поселился здесь и живет до сих пор.
– Откуда тебе все это известно, Коста? – спросила после некоторого раздумья Малфрида.
Волхв глубоко вздохнул.
– Побудешь тут с мое, тоже узнаешь. Расате порой любит поговорить с новыми чародеями. Он старается расположить их к себе. Да и как не расположить, ведь мы все ему подвластны. Как, думаешь, я попал сюда? Ему кто-то открыл, что хан Чебуртай из печенежской орды Талмат – колдун. Вот Расате, не выходя отсюда, просто сидел и звал меня, приказывая явиться. И я не смог противостоять этому зову. Я подчинился ему, стал его рабом. И приношу ему живую и мертвую воду из самых отдаленных земель, когда он пожелает и сколько он пожелает. О, Малфрида, ты даже не представляешь, как невыносимо для таких, как мы, быть во власти более могущественного чародея! Чародейство – это сила, которую ты сам испускаешь из себя, твой дар и твои знания. Но когда тебя заставляют творить волшебство против воли… это доводит до изнеможения! Это лишает сил!.. А Расате не щадит никого, принуждая снова и снова служить ему, носиться по всей земле и выполнять его волю. У кого-то из чародеев получается сохранять силу, кто-то просто истлевает под гнетом чужой воли. И только Расате может возвращать силы, давая испить той же чудотворной воды, которую мы ищем для него, но не смеем испробовать без его разрешения. Ты видишь, каким я стал, Малфрида? Я мог долго жить в чужом обличье, не теряя мощи, не прекращая заниматься колдовством. Теперь же… Расате выжал из меня все соки. И вызнал у меня про тебя. И я поведал ему все. Прости…
Малфрида молчала, обдумывая услышанное. Она считала себя неуязвимой с тех пор, как ощутила в себе колдовскую силу, но разъяренные богомилы чуть не забили ее камнями. Она решила, что Расате – великий чародей, и обрадовалась этому, но теперь опасалась, что и ее вынудят подчиниться его воле.
– Погоди, Коста. Ты сказал, что Расате выманил тебя из стана кочевников и заставил прибыть к нему. Я же прибыла сюда без принуждения, по доброй воле, и не ощущала никаких чар.
– А как ты попала в эти края? Вернее, с кем? Я знаю, что не чародейкой ты переправилась через Дунай. Ибо Расате долго искал тебя. Он как-то вызнал, что за князем Святославом следует известная ведьма, но потом сказал, что его колдуны не могут тебя отыскать, ибо ты все это время жила с мужчиной. Однако у него был я, который знал тебя прежде. Вот Расате и превращал меня то в филина, то в ворона, то в ястреба… Да какой только облик он ни вынуждал меня принимать, только бы я бывал там, где находятся русы, и высматривал тебя. И я тебя отыскал! Но как же я торжествовал, когда поведал Расате, что ты больше не ведьма, а просто влюбленная женщина! О, он не имел над тобой власти, не мог тебя призвать, подчинить!..
Но Расате не успокаивался, вновь и вновь отправлял меня к тебе. Он повелевал, и я начинал творить даже неведомые мне прежде заклинания. Это было ужасно! У язычников болгар сохранилось немало колдовских заклятий еще с тех пор, когда они кочевали по степям. Их жрецы и чародеи, как и наши волхвы, передавали знания из поколения в поколение, но со временем перестали понимать, что это за заклятия и что за ними стоит. Но Расате понял их и выучил. Сам он не мог совершить чудо перевоплощения, но я… как невольник его… как раб… О, это так мучительно – колдовать по указке, повторяя то, чего не понимаешь! Все мое тело скручивало, кости трещали, меня выворачивало наизнанку. Но в итоге Расате добился своего. И я, превратившись в филина или в ворона, кружил вокруг ставки князя и находил тебя. Выслеживал. Потом у тебя появилось немного чар, и я, повинуясь Расате, уже готов был увести тебя. Но ты опять сошлась с этим кареглазым ромеем, я это понял и…
– Так ты и котом побывал? Ох, какой же тяжелый взгляд у тебя был!
– Это Расате смотрел на тебя через меня. Он слеп, но, когда подчиняет себе кого из чародеев, часть его существа словно срастается с ним. Отчего, думаешь, ему так трудно противостоять? Он будто вселяется в тебя, и ты уже не свободен. Это такие страшные чары!.. Я и не ведал о таких. И я понимал, что ты нужна ему. Он злился, что не справляется с тобой. Но когда он превратил меня в ястреба и там, над обрывом…
– Так это ты меня спас? – Чародейка вспомнила, как ястреб набросился на пытавшихся ее убить лесных жителей.
– Мы, Малфрида. Я и Расате. Я был телом птицы, он ее душой. И это он привел тебя к богомилам, которые направлялись к нему. Сам бы я никогда так не поступил…
– И позволил бы меня зарубить топором?
– Быстрая смерть – хорошая смерть, – тихо произнес Коста. – Куда страшнее терять силы в подземелье, не видя солнца, не надеясь на спасение. И до самой смерти оставаться рабом чужой воли.
– Ну, это мы еще посмотрим! – стремительно поднялась Малфрида. – Дай руку! Поднимайся, я выведу тебя отсюда!
Она подхватила Косту, попыталась поднять. Он был тощий и легкий, но почти не помогал ей, падал. Ох, лучше бы она воспользовалась чарами… Но не успела она додумать эту мысль до конца, как Коста оглушительно закричал, забился в ее руках, лицо его исказила судорога. Она не могла вытащить его из грота, словно он был привязан. Но он и был привязан – тонкой волосяной веревкой.
– Успокойся! Давай помогу тебе, оборву эти путы.
Но он схватил ее руку, удержал.
– Не надо! Это мое собственное колдовство. Это как пуповина в материнской утробе. Я связан с этими камнями, и если порвать веревку, то умру в муках, истеку кровью. Расате приказал мне, и я сам себя пленил… Я не могу его ослушаться.
– А я могу! Но если не хочешь идти со мной…
И тут за ее спиной послышался глухой голос:
– Ты ведь и сама не хочешь уходить отсюда, Малфрида!
Она оглянулась.
Расате стоял в стороне – прямой и неподвижный, как сталактит, темная повязка скрывала его глаза, но Малфриде показалось, что она ощущает его взгляд. Глупость! Он слеп, как крот, но может услышать ее, если она попытается его обойти. И как он тогда поступит?
– Вы все время были здесь? – спросила она.
