Джин Вулф - Коготь миротворца
Думая о Водалусе, я вспомнил о Когте. Автарх сам настаивал на том, чтобы я вернул его ордену Пелерин. Я достал Коготь. Теперь он светился ровным мягким светом – не сиял, как в пещере обезьянолюдей, и не был тусклым, как когда мы с Ионой смотрели на него в вестибюле. Хотя камень просто лежал у меня на ладони, он казался огромной чашей, заполненной голубой водой – несравненно более чистой, чем вода водохранилища или Гьолла. Я мог бы нырнуть в эту чашу, но погружение каким-то необъяснимым образом обернулось бы движением вверх. Я ощущал успокоение и тревогу одновременно. В конце концов, я снова сунул камень в голенище сапога и продолжил свой путь.
Рассвет застал меня на узкой тропе, которая, казалось, с трудом пробиралась через лес, где все дышало роскошью упадка, еще более пышной, чем в старом лесу за Стеной Нессуса. Здесь в отличие от тамошних мест не было прохладных арок папоротника, но мясистые виноградные лозы льнули к огромным стволам красного дерева, как гетеры, простирая гибкие побеги в облака зеленой листвы и ниспадающие до самой земли пышные завесы, усеянные цветами. Над головой перекликались незнакомые птицы, а однажды я заметил обезьянку. Она подглядывала за мной с ветки дерева, уходящего ввысь, как шпиль, и, если бы не четыре лапы, ее можно было принять за мудрого рыжебородого человечка, укутанного в меха. У меня больше не было сил двигаться, поэтому я нашел сухое, укромное место меж толстых, как колонны, корней и завернулся в плащ.
Мне часто приходится гоняться за сном, словно это самая неуловимая из химер – полулегенда, полупризрак. Но на этот раз сон пришел сразу. Не успел я закрыть глаза, как оказался лицом к лицу с потерявшим рассудок великаном. В руке я сжимал «Терминус Эст», но вдруг он превратился в тоненький прутик. Мы стояли не на сцене, а на узком парапете. С одной стороны светились факелы какой-то армии. С другой – крутой обрыв вел к разлившемуся озеру, которое и было и не было лазурной чашей Когтя. Балдандерс взмахнул своим чудовищным светильником, а я съежился и стал той детской фигуркой, которую как-то раз видел на дне моря. Я чувствовал приближение огромных женщин. Великан обрушил свою дубинку.
Был полдень. Рыжие муравьи проложили торную дорожку по моей груди. Еще две или три стражи я шел сквозь бледную листву этого величавого, но обреченного на смерть леса, пока не наткнулся на более широкую тропу, а еще по прошествии стражи (тени уже стали длиннее) остановился, потянул носом и удостоверился, что чувствую запах костра. К тому времени у меня уже сводило внутренности от голода, и я поспешил на запах.
Глава 26
Расставание
Неподалеку от пересечения двух тропинок вокруг крошечного костерка сидели четверо. Первой я узнал Ио-ленту – из-за ореола красоты, всегда окружавшего ее, полянка казалась поистине райским уголком. Почти в то же самое мгновение меня увидела Доркас и бросилась мне навстречу, а я разглядел лисью мордочку доктора Талоса, высунувшуюся из-за массивного плеча Балдандерса.
Облик великана изменился до неузнаваемости – в противном случае я, несомненно, первым узнал бы именно его. Голова гиганта была обмотана грязными тряпками, а вместо потертого черного сюртука, который он всегда носил, его могучий торс скрывался под толстым слоем мази, похожей на глину и источавшей запах тухлой воды.
– Вот так встреча! – воскликнул доктор Талое. – А мы тут как раз гадаем, что с тобой случилось. – Легким движением головы Балдандерс дал мне понять, что в действительности беспокоилась обо мне одна Доркас, о чем я догадался бы и без его намека.
– Я сбежал, – сказал я. – Как и Доркас. Удивительно, как вы все остались в живых.
– Да, нас едва не убили, – подтвердил доктор. Иолента повела плечами так, что это простое движение казалось изысканной церемонией.
– Я тоже убежала. – Она приподняла ладонями огромные груди. – Но, кажется, я не приспособлена к бегу, как вы думаете? Потом в темноте я столкнулась с экзультантом. Он сказал, что мне не нужно больше бежать, и обещал защитить меня. Но тут же подъехали несколько верховых. Надеюсь, когда-нибудь у меня будет карета, запряженная такими же лошадьми – они были очень красивы. Среди них оказалось какое-то высокопоставленное лицо из тех, что не интересуются женщинами. Я надеялась, что меня отведут к Автарху, чьи поры источают звездный свет, – как это едва не случается в пьесе. Но эти люди прогнали моего экзультанта, а меня привезли обратно к театру, где оказались он, – она указала на Балдандерса, – и доктор. Доктор накладывал повязки на Балдандерса. Солдаты чуть было не убили нас, хотя я видела, что убивать меня им совсем не хотелось. Все-таки они нас отпустили, и вот мы здесь. Доктор Талое добавил:
– Доркас мы нашли на рассвете. Вернее, это она нашла нас, потому что мы продвигались очень медленно. Медленно – из-за того, что Балдандерс – единственный, кто может нести наши пожитки, а ему совсем плохо. Мы и так бросили часть вещей, оставив лишь самое необходимое.
Я выразил удивлением тем, что Балдандерсу всего лишь «плохо», ибо я был уверен, что он мертв.
– Доктор Талое остановил его, – объяснила Доркас. – Правда, доктор? Поэтому их и схватили. Удивительно, что их не убили.
– И все же, – с улыбкой проговорил доктор, – как видите, пока мы обретаемся среди живых. Конечно, нам здорово досталось, но зато теперь мы богаты. Балдандерс, покажи Северьяну деньги.
С гримасой боли великан переменил позу и достал кожаный кошель. Когда он развязал тесемки, в его громадную ладонь хлынул поток новеньких хризосов.
Доктор Талое взял одну монету и повернул ее так, чтобы она заблестела на солнце.
– Как ты думаешь, сколько времени какой-нибудь рыбак из деревушки на озере Диутурна согласится возводить стены вот за это?
Я ответил:
– Мне представляется, не меньше года.
– Два! Изо дня в день, зимой и летом, в солнцепек и в дождливую погоду, если выплачивать мелкой медью, как мы и сделаем. Мы сможем нанять полсотни людей, чтобы отстроить дом. Вот увидите!
Балдандерс вставил глухим басом:
– Если они и вправду станут работать.
– Станут! – взвился рыжеволосый человечек. – Еще как станут! Смею тебя уверить, за последнее время я кое-чему научился.
Я перебил его:
– Полагаю, часть этих денег принадлежит мне, а часть – женщинам.
Доктор уже успокоился:
– Ах да, я совсем забыл… С ними я уже расплатился. А половина этих – твоя. В конце концов, без тебя мы бы их не получили. – Он забрал монеты у великана, высыпал их на землю и принялся делить на две кучки. Я думал, что доктор имеет в виду мое участие в пьесе. Но Доркас, которая, должно быть, уловила нечто большее, скрывавшееся за словами доктора, спросила:
