Мэри Херберт - Валориан
— Ты видишь мое искусство, — указывая на пол, проговорил генерал. Его голос звучал злорадно. — Это старинное средство против злых чар. Ты не сможешь употребить свое колдовство, пока находишься в пределах этого круга.
Это совершенно не имело смысла, но Валориан не собирался разочаровывать генерала так скоро. Вместо этого он широко раскрыл глаза и постарался изобразить удивление.
Тирранис очень аккуратно расстегнул свою перевязь, нагрудник кирасы, снял военный плащ и бережно сложил их рядом. Затем он начал осторожно, палец за пальцем, натягивать кожаные перчатки.
— Теперь, — с холодной угрозой в голосе проговорил он, — давай поговорим о колдовстве.
Во рту Валориана все пересохло.
— Что вы имеете в виду? — удалось ему выдавить из себя.
Генерал взял в руки короткую тяжелую дубину и, подойдя, остановился перед своим пленником. Его мускулы были напряжены, словно сжатая пружина, под туникой, доходившей до колен.
— Колдовство, — прошипел он. — Дар бессмертных.
И без всякого предупреждения он опустил тяжелую дубину на правое плечо Валориана.
Охотник сжался от боли. Его челюсти напряглись. Слепое оружие не сломало ему руку, но боль была такой, словно это произошло. Валориан безуспешно извивался в цепях, но солдаты крепко прикрутили его, поэтому он оставался распростертым на стене и не мог ускользнуть от Тирраниса. Чувствуя тошнотворный ужас, он смотрел, как генерал вновь поднимает дубину.
— У нас вся ночь впереди, охотник, — сообщил ему Тирранис. — И ты откроешь мне секрет твоего колдовства, или для тебя это будет очень долгая ночь.
И дубина вновь безжалостно опустилась.
* * *Сквозь черную пелену боли Валориан расслышал новые звуки, нарушившие мертвую тишину. Раздался слабый щелчок и скрежет, словно кто-то открывал дверь комнаты. Он не попытался взглянуть. Он боялся пошевелиться, чтобы не возродить мучительную боль, которая разливалась по рукам, ногам и животу, когда он даже просто чуть вздрагивал.
— Генерал? — услышал он чей-то осторожный голос.
— В чем дело? — откликнулись грубо.
— Вы просили, чтобы вас предупредили о начале праздничной церемонии открытия базарного дня. Она вот-вот начнется. Сановники ждут.
— Прекрасно.
Генерал встал с кресла, в котором он предавался размышлениям, и, подойдя вплотную, остановился напротив Валориана. Хорошо рассчитанными движениями он снял перчатки, палец за пальцем.
Несмотря на взрыв спазмов боли, охотник все же осмелился поднять голову и посмотреть на Тирраниса заплывшими от побоев глазами. Оба мужчины долго смотрели друг другу в глаза, пока мышцы Валориана не взбунтовались против непосильной ноши, которую он взвалил на них, и не начали содрогаться в волнах бесконтрольной панической боли. Он задергался в цепях, сжав зубы, его пальцы цеплялись за стену.
Тирранис безразлично наблюдал за его страданиями, пока боль не ослабила свою хватку, и Валориан бессильно затих.
Командующий тарнишским гарнизоном, стоявший за спиной Тирраниса, тяжело сглотнул, чтобы замаскировать жалость к охотнику.
— А что делать с ним? — спросил он.
— Этот человек мошенник, — раздраженно ответил Тирранис. — Отведите его к остальным заключенным. Завтра у базарной толпы будет чем заняться. Аукцион рабов, может быть, сражения с дикими животными. Проверь, есть ли у укротителя зверей в запасе волки или львы, которым пошло бы на пользу неплохое мясо. — Он наклонился вперед, чтобы прорычать в лицо Валориану: — С моей стороны наш приятель будет самым почетным гостем. Он получит возможность насладиться зрелищем до конца. А потом пригвоздите его к городской стене.
Валориан ничем не выдал своих чувств. Тирранис же раздраженно застонал, повернулся на каблуках и выбежал из комнаты.
Командующий позвал несколько стражников, и все вместе они расковали кандалы на окровавленных запястьях и ногах Валориана. Валориан и хотел бы стоять на ногах без посторонней помощи, чтобы выйти из комнаты, но колени подогнулись, и он осел на пол, испуская отчаянные стоны.
— Принесите-ка лучше носилки. Он не в состоянии идти, — приказал командующий.
В то время как два стражника заспешили выполнить приказ, Валориан замер на холодном полу, благодаря бога, что Тирранис ушел и что он был все еще жив. Он лежал неподвижно, давая возможность напряженным мускулам расслабиться. За всю жизнь его никогда еще так не били. Он не пытался противиться, когда вернувшиеся солдаты опустили его на носилки. К его величайшему удивлению и благодарности, они обращались с ним осторожно и бережно, чтобы не причинить ему боли.
Они быстро пронесли его вверх по ступеням лестницы, прочь из дворца, на свет яркого утреннего солнца.
Утро? И сознание этого пронзило мозг Валориана с той же силой, с какой пробудившееся солнце освещало все вокруг. Он закрыл глаза от яркого света и застонал. Он провел в комнате наедине с Тирранисом всю ночь. А ему показалось, что прошла целая вечность.
Спустя некоторое время мягкое движение носилок и сознание того, что он был далеко от Тирраниса, начали убаюкивать его, погружая в состояние своеобразной летаргии. Ему было холодно. Его тошнило. Его запястья и щиколотки были содраны кандалами и кровоточили, лимфатические узлы распухли от побоев, мышцы были словно разорваны на части. Каждая клеточка его тела испытывала боль. Он надеялся, что если бы ему удалось некоторое время полежать неподвижно, схватки боли покинули бы его. Он не пытался оглядеться, чтобы узнать, куда его несут.
Он не слышал шумного гомона заполненных улиц, на которые собирались все чадарианцы в ожидании базара. Ничто не могло пробиться сквозь окутавшую его пелену, пока вдруг знакомый голос не прокричал что-то на чадарианском наречии рядом с его головой.
Он удивленно открыл глаза и уставился в лицо пьяного чадарианского фермера, который в одной руке держал флягу с элем, а в другой зажал куриную ногу. Фермер изо всех сил размахивал куриной ногой, указывая на Валориана, и даже пытался идти рядом с носилками, выкрикивая во всю мочь какие-то слова. Своим затуманенным сознанием Валориан все же вдруг понял, что знает этого человека. Это был Айдан. У него было время, чтобы медленно подмигнуть брату и заметить слабый кивок облегчения в ответ, пока стражники не подтолкнули Айдана назад в направлении пивнушки и не продолжили свой путь. Глаза Валориана вновь сомкнулись, и он расслабился, ободренный присутствием брата.
Спустя короткое время они достигли башни на высоком берегу реки Мирил. Крепость представляла собой старую возвышающуюся груду камней, которые видали на своем веку и лучшие дни. Стены были местами пробиты и изъедены, а крыша явно нуждалась в ремонте. Вход охраняла квадратная невысокая башня, которая, собственно, и дала название всему этому месту. На первом и втором этажах вовсе не было окон. Входом служили четыре двери. Но только одна из них, которая и служила главным входом, была достаточно широка, чтобы пропустить людей и носилки.
