Игорь Вагант - Монастырь
В окружающем мире наблюдается последовательное иерархическое возрастание сложности строения предметов и существ, нескончаемое всеобщее стремление к совершенству. Следовательно, должно существовать нечто абсолютно совершенное, являющееся источником всякого совершенства…
Чудо – это явление, единственно объяснимое существованием и непосредственным сверхъестественным вмешательством Богов. Существует множество засвидетельствованных фактов чудесных событий. Следовательно, происходит множество событий, единственным убедительным объяснением которых может быть сверхъестественное вмешательство Богов. А, следовательно, Боги существуют…».
И так далее, до бесконечности, до конца и снова с начала. Девяносто девять доказательств существования божественной силы, заключенные внутри огромного фолианта темно-коричневой кожи, потертого и замусоленного руками тысяч послушников.
Рука юного Хэвейда, мелко дрожащая от невыносимого холода, царящего в библиотеке, непроизвольно дернулась, и иссушенный лист пергамента разорвался чуть не на четверть. Ученик немедленно вжал голову в плечи, даже не стараясь увернуться от карающей розги.
– Три дня на воде! Мытье полов на неделю, – жестко приговаривал наставник Рхизиарт, осыпая мальчишескую спину ударами. Тот мочал, до крови кусая губы, и его молчание, казалось, еще больше распаляло темного мага.
Хэвейду было шесть лет от роду, когда он первый раз увидел Рхизиарта.
Солнце палило нещадно, слепило глаза, и, наверное, именно поэтому мать, сгорбившаяся под тяжестью коромысла с ведрами, лишь остановилась от неожиданности. Встала на дороге, как вкопанная, вместо того, чтобы отпрыгнуть в сторону и бухнуться на колени перед жеребцом, на котором восседал Великий Западный герцог Вуффа Бедвир. Ее просто отшвырнули, раздавили, как насекомое. Она упала, ударившись головой о камень; кровь глянцевым пятном начала растекаться по пыльной земле. Хэвейд стоял рядом, трясясь от охватившего его жуткого чувства. А потом – отчаянный вопль отца, его поднятый для удара кулак, и – яркая вспышка. С руки монаха в темных одеждах, сидевшего на коне рядом с герцогом, сорвалась молния.
Отец оседал на подкашивающихся ногах, дрожа и с непонятным изумлением глядя на дыру в своей груди, через которую Хэвейд увидел небо. Голубое безоблачное небо и палящий солнечный диск. Последнее, что он увидел в тот день, перед тем, как потерять сознание.
Волшебство. Магию. Чудо. Доказательство Бога.
И Хэвейд уверовал. Но совсем не в то, что последующие без малого десять лет вбивали в его голову.
Смертные человеки, дерзновенно посягающие на исключительное право Богов на чудо, присваивают себе тем самым божественную сущность и ставят под сомнение высшую справедливость, присущую только Богам. Маги, которые одним своим существованием опошляют само понятие божественного чуда, и вершат справедливость по собственному разумению, должны быть уничтожены.
Хэвейд стиснул зубы. Именно так. До той поры, пока эти богомерзкие колдуны будут удивлять неграмотный люд своими дешевыми трюками, уверяя окружающих, что их сила проистекает от истинных богов Корнваллиса, до той поры ни ему, ни королю никогда не убедить своих подданных в лживости древней религии. Религии, которая гранитной скалой высилась на пути укрепления монархии.
Государство разваливалось на части, точнее, уже почти развалилось, а король из сюзерена превратился всего лишь в одного из первородных эорлинов. И каждый из эорлинов считал себя потомком старых богов, а на основании этого – неподсудным и неподконтрольным правителем принадлежащих ему земель.
Эорлин Корнваллиса не может быть судим ни за какое преступление, кроме измены королю и своим собратьям, и судить его могут только эорлины. Если пожелают, что происходит чрезвычайно редко, на памяти Хэвейда – никогда. Эорлин может безнаказанно убить любого человека, кроме равного ему. Эорлин не может быть приведен к присяге, ибо то, что говорит эорлин, изначально является истиной. Если эорлин говорит, что солнце зеленого цвета – значит, зеленого, и с глазами плохо у тебя, а не у него, ибо эорлин, в отличие от простых смертных, видит суть вещей. Эорлин может отказаться от послушания королю, если сочтет, что король поступил несправедливо. В каждом эорлине течет кровь богов, отцов народов и основателей королевства, хранителей равновесия и защитников устоев, и именно поэтому любое преступление против эорлина – это еще и преступление против основ государства. А является ли какое-то действие нарушением закона или нет – это может решать только сам эорлин.
И только уничтожив старых богов, можно сокрушить всевластие эорлинов. Да. Хэвейд кивнул самому себе, в очередной раз согласившись со своими же доводами.
* * *
Великий магистр задумчиво постукивал пальцами по столу.
Ронан Альбрад, гонфалоньер Ордена Вопрошающих, замер перед ним, вытянувшись. Бесстрастное лицо рыцаря ничего не выражало; казалось, он готов стоять так до бесконечности, ожидая приказа начальника.
Ронан только что вернулся в Лонливен. Его сапоги покрывал толстый слой пыли, а слегка покрасневшие глаза выдавали накопившуюся усталость.
Солнечный диск уже совершил большую часть своего дневного пути; яркие лучи били прямо в витражные окна, полыхая всеми красками. Крошечные кусочки цветных стекол складывались в фигуры Эогабала, Отца всех богов, и его супруги Боанн, изображенных на соседних створках с умиротворенно склоненными друг к другу головами. Картина была исполнена мастерски и, наверное, именно поэтому Хэвейд оставил ее в целости и сохранности. Жаль уничтожать такую красоту. А может – в качестве вечного напоминания о богах его врагов. Его и всего королевства.
«Значит, – подумал Хэвейд, переваривая услышанное от Альбрада, – мне донесли верно».
– Именно, – тут же откликнулся рыцарь, кивнув. Хэвейд удивленно поднял глаза: похоже, он произнес свои мысли вслух.
– Тем не менее, – сказал монах, – я так понимаю, прямых доказательств нет.
– Но косвенных достаточно. Совпадает по возрасту. Рыжая, глаза зеленые. Мать – Дезире. И главное – из-за простой девки солдаты Тэлфрина не стали бы рисковать жизнями…
– Да, я уже понял. – Хэвейд мягко улыбнулся. – Сын мой, нет нужды повторять дважды. Я не настолько стар.
Альбрад склонился в поклоне. Длинные пряди его белых волос почти коснулись колен. Правильный солдат, подумал Хэвейд. Верный и преданный, жаль только, без особых эмоций и склонности к принятию собственных решений. Хотя… может быть, это и хорошо. Исполнит все, что ему приказано, без раздумий и сомнений.
