Константин Калбазов - Кроусмарш
Проснулся он, когда солнце уже склонялось к закату. Но сон не принес облегчения, наоборот голова раскалывалась от нестерпимой пульсирующей боли, словно в ней добрый десяток кузнецов устроили свою кузню, и сейчас махали своими молотами. Едва волоча ноги он добрел до воды и снова напился, правда на этот раз он был куда более умерен, пил не так жадно, и не так много. Когда жажда была утолена, навалилась другая проблема, заполненный до краев водой желудок жалостливо заурчал, требуя чего ни будь более существенного, нежели вода. Нужно было подумать о пропитании, так как силы его уже оставляли. Он чувствовал, что за эти дни он не просто сильно потерял в весе, но и растерял много сил, случись сейчас ему повстречаться с орками, и ни о какой защите речь идти не могла, его взяли бы голыми руками и без какого либо сопротивления с его стороны.
Камыши выглядели многообещающе, здесь наверняка должны были гнездиться водоплавающие птицы, а потому, превозмогая усталость, он изготовил пращу, наложил камень и двинулся по камышам, в поисках добычи.
Стараясь двигаться как можно тише, он сделал пару десятков шагов, когда застыл как истукан. В душе пронеслась волна охватившего его страха, а губы изогнулись в хищном оскале. Нет живым о не дастся.
Прямо перед ним, буквально в паре шагов, в густых зарослях камыша в сгущающихся сумерках он различил притаившуюся орочью повозку. В том, что это повозка орочья он не сомневался насмотрелся на такие, пока путешествовала в караване купца, торговавшего со степняками.
Слегка присев он стал опасливо озираться по сторонам, и вслушиваться в окружающие его камыши. Его обострившийся слух, различил кряканье утки, что подтверждало его догадку о наличии здесь дичи, шум ветра в камышах, шорох жестких с острыми краями листьев, слабое журчание воды, струящейся между стеблями камыша, легкое похлопывание на ветру парусины, но он не слышал, ни характерных звуков издаваемых животными, ни шагов, ни голосов, ни поскрипа упряжи, ничего, из того, что характерно для устроенного лагеря. Все говорило о том, что здесь нет ни единой живой души. Только повозка. Нет, не только. Повозка была не одна, так как чуть дальше, а вернее сразу за этой повозкой он рассмотрел другую, а потом и третью. Но вот только никого рядом с ними не было.
Все же продолжая сохранять крайнюю осторожность, он приблизился вплотную к повозке и рассмотрел ее более внимательно. Весь ее вид говорил о не ухоженности и заброшенности. Выцветшая парусина с потеками от множества дождей, которые раз за разом омывали ее, смывая слои пыли раз за разом покрывавшей ее натруженные бока, прорехи в обветшалой ткани. Проржавевшие обода колес, и шкворни, смытая смазка со ступиц, говорили о том, что эти колеса уже давно не проминали под собой землю. Возле повозок отсутствовали какие либо следы, молодые побеги камыша росли вокруг повозок так плотно, что стебли стремящиеся к солнцу и пробившиеся под повозкой обвили ее неестественно изогнувшись.
Нет, эти повозки появились здесь не вчера и даже не месяц назад. Но как так могло выйти, чтобы сразу несколько повозок остались брошенными посреди степи, которая отличалась крайней скудостью. Причем никаких останков тел среди них не было. Как они здесь оказались, почему были брошены?
Обойдя все вокруг он насчитал двадцать повозок, и все они были в одинаковом состоянии, все с грузом, в основном это были мешки с зерном, но были и иные товары, немного пряностей, в одной из повозок он обнаружил большое количество наконечников для стрел, несколько доспехов, немного странных и непривычных. В общем все говорило о том, что то был богатый караван. Почему же его бросили, загнав в эти густые заросли камышей? Вопрос без ответа. Но брат Адам и не хотел искать на него ответ, потому что чтобы тут не произошло, это брошенный караван был для него как манна небесная.
Большинство мешков было потрачено грызунами, часть из которых разбежалось в тот момент, когда он заглянул в одну из повозок, часть была безнадежно испорчена, не малое количество сгнило или проросло, но какое-то количество вполне сухого и пригодного зерна он все же нашел.
При осмотре одной из повозок, сохранившейся лучше остальных, он нашел очень много полезного для себя. Были там несколько комплектов одежды, палатка из парусины, оружие, в отдельном сундуке были продукты, которые явно были по качеству выше, нежели остальное, но только когда-то, сейчас они были безнадежно испорчены, покрылись плесенью, и просто сгнили, но было и то, что не поддалось времени, мешочек с великолепной солью. Нашлись и кухонные принадлежности, среди которых был не большой котелок, в котором вполне можно было готовить на одного человека, при этом он был легким и занимал совсем не много места. Были и несколько странных ложек, странных потому что они сильно отличались от виденных ранее, были выполнены из бронзы, при этом были гораздо глубже чем он привык, но и несколько уже, вероятно чтобы было удобнее пользоваться при наличии клыков. Здесь же он нашел и огниво, чего ему сильно не хватало.
В другой повозке он нашел инвентарь походной кузницы. В этом мире это было нормой, так как необходимость в ремонте могла возникнуть в любой момент, опять же надеть на рабов ошейник, подковать лошадей, так что кузня с запасом угля это не было чем-то особенным, а простой необходимостью. Нашелся и запас дров, так как в степи таковой пополнить было несколько сложно, то дрова были распределены по всем повозкам. Дрова занимали не так много места, потому что их использовали только для приготовления пищи, иногда заменяя дарами степи, то есть жестким кустарником, или перекати полем, горели они довольно жарко, правда и прогорали столь же быстро.
Ночью же путники кутались в специальные шкуры, сшитые особым образом, мехом во внутрь, так что одна их часть служила ложем, а вторая одеялом, они несколько напоминали мешки, но при этом одна сторона была сшита только на половину. Адам неоднократно видел, как ими пользовались в караване. В скатке места они занимали не много и были легкими, так как были сшиты из хорошо выделанных шкур, с подстриженным мехом. Один из мешков, который хорошо сохранился он решил забрать с собой.
Он нашел много полезного, настолько много, что хотелось взять с собой столько, что не каждому орку было бы по силам. Это желание было вызвано отнюдь не жадностью, нет. Просто после перенесенных страданий, он как и любой человек, хотел сделать свое путешествие более комфортным, но с грустью должен был признать, что взять ему по силам только малую часть.
Особенно он обрадовался обнаруженному арбалету, и что самое примечательное, арбалет был человеческой работы, а значит он вполне мог взять его с собой. Обнаружил он и несколько ножей, с хорошей балансировкой, что натолкнуло его на мысль о том, что ножи были метательными, к тому же у них отсутствовала рукоять как таковая, просто один из концов был не заточенным и обмотанным немного рассохшейся кожей, но в обновлении эта обмотка вовсе не нуждалась, эта вполне еще могла послужить. Всего таких ножей он нашел шесть, все безликие, так что и их он вполне мог принести в людские земли.
