Софья Ролдугина - Тонкий мир
— Шатт даккар! — вырвалось у него эмоциональное. — И что это было, Найта? Часто у Дэриэлла случаются такие подростковые истерики из-за коронованных идиоток?
Истерика… Или приступ?
— Меренэ пока только наследница, — слабо поправила я Ксиля, чувствуя, как душа уходит в пятки. Бездна, для Дэйра день сегодня был слишком насыщенным. Еще и смерть пациентки… Бедная девочка… — Надо проверить, как он, — бросила я, устремляясь вслед за целителем. После первого же шага по обледеневшей тропинке едва не упала — и как Дэриэлл умудрился не свалиться сам?
Тоже мне, бегун опытный.
— Все так серьезно? — спросил князь, без труда нагнав меня.
«Более чем», — откликнулась я мысленно, чтобы не сбивать дыхание. Конечно, Дэйр не станет травиться из-за такой ерунды, как ссора с Меренэ, но всякое бывает… Чувство униженности в сочетании с чувством вины — опасное состояние. Вдруг произойдет какая-нибудь…случайность?
Сердце пропустило удар.
Дэйр в последние дни сам не свой. А что, если эта глупая стычка станет последней каплей?
— Я догоню его. Не бойся, — бросил Ксиль через плечо и скрылся за поворотом.
Морозный воздух обжигал легкие. Путаясь в подоле, скользя по льду, удерживая хлопающую на ветру накидку, я чувствовала все нарастающую злость на этих сверхсуществ, которым все нипочем. Конечно, сердиться на кого-то только за его породу — нонсенс, но, боги, как иногда бесит шакарская грация и скорость, выходящие за пределы понимания, и аллийское пренебрежение законами природы, по которым на обледеневших дорожках положено терять равновесие!
Где-то впереди раздался крик.
«Дэйр?!»
«С ним все в порядке, — слишком быстро откликнулся Ксиль. — Относительно».
Юбка захлестнула колени, и я с размаху пропахала локтями землю, маленькие смерзшиеся комочки глины, игольно-острые заледеневшие веточки…
А, пошло оно все в бездну!
Пуговицы увертывались от неловких окоченевших пальцев, но когда маленькие деревянные шарики, обтянутые скользким шелком, поддались и платье горкой мятой ткани осело на землю, на меня накатила почти пьянящая свобода. Мороз почти сразу начал кусать плечи, но это не имело никакого значения. Обвязав вокруг шеи накидку на манер плаща, я подхватила платье и побежала вновь — уже гораздо быстрее. Поворот, развилка, поворот… Да не мог Дэйр так далеко уйти от шакаи-ар!
А потом кустарник по краям дороги вдруг закончился. Вокруг простирался замерзший яблоневый сад. И чуть впереди, среди черных стволов, сцепились в драке двое.
— Дэйр! — отвлекшись, я запнулась о корень и едва успела выставить перед собой руки с зажатым в них платьем. Снежная корочка обожгла разгоряченную кожу, делая мир вокруг удивительно четким. — Дэйри…
Вспыхнула расплавленным золотом сила целителя и навстречу ей, как темная грозовая туча, взметнулись туманные крылья. Я глухо вскрикнула от ужаса, но прежде, чем мне удалось подняться и сделать хотя бы попытку оттащить князя от Дэйра, пелена опала, открывая стылую почву, разворошенную, как после урагана, листву… И силуэт на земле: Максимилиан, твердо, но осторожно прижимающий к себе Дэриэлла одной рукой — как ребенка. Другая рука несмело касалась растрепанной косы, челки, прилипшей к мокрому лицу, в кровь искусанных губ…
Кажется, я шагнула ближе. Стало видно, что плечи у Дэйра вздрагивают — еле заметно, спазматически, словно с каждым прерывистым вдохом внутри что-то рвется.
— Тише, Дэйри, — тонкая когтистая ладонь скользнула вниз, закрывая лоб, веки, слипшиеся золотистые ресницы… — Не бойся плакать. Никто не видит. Ты же целитель, все знаешь про стресс и способы борьбы с ним. Слезы — это не слабость. Просто вода такая соленая.
— Я не могу. Не могу… — слова скорее угадывались, чем слышались.
— Тише, Дэйр, — улыбнулся Северный князь. Звать просто Ксилем это властное и бесконечно нежное существо у меня язык не поворачивался. — Нет, не Дэйр — Силле. Ты знаешь, что значит «Силле»?
— «Солнечный», — едва заметно шевельнулись губы. — А солнце — это «силь».
— Да, именно так. Ты и есть солнце. Золотое, жаркое, которое дарит свой свет всем, не требуя взамен ничего. И всегда будут те, кто ненавидит солнце — просто потому, что легко ненавидеть что-то столь необходимое и яркое в то же время, — его голос, шелковый, глубокий, проникающий под кожу, словно посылал по спине разряды тока. Непривычно размеренная, поэтичная речь завораживала, как древние заклинания. — Не слушай их. Если больно — просто плачь. Силле, Силле …
«Найта, — раздалось у меня в голове по-княжески повелительное. — Иди домой. Не думаю, что Дэриэллу будет приятно, если ты станешь свидетелем его нервного срыва. Мне можно, — усмехнулся он. — Я враг. Но не тебе».
«Но…» — я верила Ксилю и не верила одновременно, раздираемая беспокойством за Дэриэлла.
«Иди, — мягко, но настойчиво. — Мы скоро вернемся».
Мне ничего не оставалось делать, как уйти, наматывая на окоченевшие от мороза руки платье. Не оглядываясь, не подсматривая… Но даже зажмуриваясь до красных пятен в глазах, я видела один и тот же удивительно четкий образ: сверкающие на зимнем солнце прозрачные дорожки на щеках, сбегающие из-под бледной ладони.
Дома было тихо, темно и тепло. Я зажгла все лампы в гостиной и на кухне. Поставила на огонь кастрюлю с водой, засыпала из хрустящей полиэтиленовой упаковки макароны, потянулась на полочку за специями…
Прозрачная баночка выскользнула из неловких рук и раскололась, рассыпая белые соленые кристаллики.
Вот растяпа.
Почему все получается именно так? Сестра, самое близкое после отца и матери существо, травит, ненавидит, раз за разом растаптывает душу Дэриэлла. И все эти аллийцы вокруг, что с мольбой в глазах приходят к нему, как к целителю, злорадствуют, когда слышат: девочка, которую лечил Дэйр, умерла.
Максимилиан назвал его Силле — Солнечный. Дэриэллу подходит. Но разве правда есть в нашем мире люди, которые хотели бы погасить солнце?
Белые кристаллики растворились на языке. Солоно. Почти так, что горько.
А сам князь? Его зовут Ксилем. Это значит «Звезда». Ксиль и Силь… Забавно. Но солнце — та же звезда, только ближе! И если Максимилиан греет сердца лишь тех, кто рядом с ним, кто дорог ему, то Дэйр готов протянуть руку каждому. Это плохо?
Жизнь показывает, что да.
«Я пойду на этот дурацкий бал, — подумала я вдруг с холодной яростью. — Хотя бы для того, чтобы никто не посмел поднять руку на солнце. На Дэриэлла. На Силле».
Вода медленно закипала. Блестели осколки, перемешанные с солью. За окном начинало темнеть.
