Макс Фрай - Властелин Морморы
И последнее, чтобы уж никаких недомолвок.
Тайна серой паутины, которую унес с собой в небытие Лаздей Махикала, ясное дело, не давала мне покоя. Я начал разгадывать эту загадку из любопытства, потом заинтересовался по-настоящему, а кончил тем, что эта тайна стала началом нового, самого захватывающего этапа моей жизни.
Лаздей, растяпа, с горем пополам усвоил только азы бесконечно сложного и увлекательного искусства преображения Мира. Ему показалось, что этого достаточно, да иначе и быть не могло. Я ведь уже говорил: простак не может стать хорошим колдуном, тут ему никакой природный талант не поможет.
Я же выяснил, что, сплетая свою паутину на Темной Стороне, можно не только навязывать другим живым существам собственные мечты и кошмары – для таких глупостей, собственно, и магия-то не требуется! – но и создать новую, совсем иную реальность. Можно – вместо уже существующей, а можно – рядом, чуть в стороне, в качестве изящного дополнения к обитаемой Вселенной. Именно так, к слову сказать, родился этот безымянный город, где мы с вами сидим. И не только он, конечно. Таких рукотворных волшебных мест куда больше, чем кажется, только успевай примечать.
Я не так уж мало прожил на свете и практически разучился говорить: “не могу”, “не знаю”, “не понимаю” – повода давненько не было. Но бесконечные новые возможности играть с реальностью все еще кружат мне голову, как любовь и война мальчишке-подростку. Следовательно, жизнь моя только начинается – в который уже раз.
Джуффин принимает из рук Триши бокал ледяного крапивного лимонада, пьет с наслаждением, маленькими глотками, ласково глядит на хозяйку “Кофейной гущи”, которая – надо же! – сама поняла, что ему сейчас требуется, и вкусам его угодила. Умница, хорошая кошка.
Хорошая, кто же спорит.
– Очень странно было вас слушать, – наконец говорит Макс. – Могу себе представить, как все это выглядело с точки зрения стороннего свидетеля – да вот хоть того же Абилата. Помню еще, как оно бывает. Небось в голову никому не пришло, что некоторые ваши поступки – вовсе не часть гениального стратегического плана, а нормальные человеческие ошибки. Сама идея, что вы действительно можете ошибаться, как-то плохо укладывается в моей голове. И, думаю, не только в моей.
– Да ну, не преувеличивай. Я и на твоей памяти пару раз садился в лужу, – отмахивается Джуффин. – В частности, совсем недавно, когда решил, будто ты можешь преспокойно вернуться домой.
– Ну да, но… Просто я никогда всерьез не верил, что это – именно ошибки, а не хитроумные стратегические комбинации.
– Когда как. Нет ничего менее постоянного, чем мудрость человеческая, – ты и на собственном примере не раз мог бы в этом убедиться. А я все еще вполне человек – и не стоит так недоверчиво ухмыляться!.. Ну, положим, на Темной Стороне или в Хумате я всегда действую безупречно, это правда. Там я уже не могу быть иным, да и нужды такой нет. Но в повседневной жизни, да еще и напялив маску Почтеннейшего Начальника Тайного Сыска, – помилуй, сэр Макс! Да я просто обязан хоть иногда ошибаться. Возможно, не так часто, как прочие, но именно обязан, поверь. Это мой священный долг, обычная плата за деятельную жизнь. Таковы правила игры. Будь я неспособен ошибаться, не имел бы права активно вмешиваться в человеческие дела. Сидел бы сиднем, как некоторые наши с тобой общие знакомые, отрастил бы усы, специально для того, чтобы в них не дуть. И еще ухмыляться лукаво, как же без этого…
Франк задумчиво кивает в такт его словам, улыбается каким-то своим мыслям. Триша видит, что эти двое очень хорошо понимают друг друга. Куда лучше, чем она способна себе представить. От этого ей и радостно, и жутковато немного, хотя, казалось бы, уж ее-то их дела совершенно не касаются.
– В общем, дела обстоят так. С одной стороны, язнаю: все, что вы о себе рассказали, – чистая правда, – говорит Макс. – Конечно, вы можете ошибаться, делать глупости, да еще и хвастать ими потом. Почему нет? Я знаю, да, но в то же время мне совершенно очевидно, что все это выдумки, чушь собачья. Ломаете тут комедию, представляетесь вполне обычным человеком – ну, чуть хитрей и могущественней всех прочих, да и то до поры… А на самом деле речь не о вас, а об одной из ваших масок, которую вы еще и оставили небось давным-давно в трактире вашего друга Зогги. До сих пор в углу за сундуком там пылится.
– Ну да, – спокойно соглашается Джуффин. – Ты очень хорошо все понимаешь. У меня, как, кстати, и у всех здесь присутствующих, есть одна-единственная правда о себе. Иррациональное знание, пытаться его пересказать бесполезно, даже если захочется: слова не для таких разговоров придуманы. Зато в дополнение к этой единственной невыразимой правде имеется великое множество мелких, вполне рациональных правд, которые, заметь, вовсе не становятся враньем только оттого, что их много. Одну из них я сейчас честно пересказал, стараясь не упустить ни малейшей детали – вот, собственно, и все.
Триша даже на цыпочки привстала, прижала к груди пустую джезву, чтобы ни словечка не упустить из их разговора. Ей почему-то кажется, что-то оченьважное сейчас не произносится, но происходит. А чутье ее еще никогда не подводило.
– Ты довольно много знаешь о несбывшемся, – говорит Джуффин. – О несбывшихся и недосбывшихся жизнях, своих и чужих. О судьбокрестках, где сбывшееся и несбывшееся меняются местами. Ты очень хорошо разбираешься в этих сложных на первый взгляд материях, верно? Подозреваю, ты мог бы рассказывать мне об этом бесконечно, да я слушать не стану.
– Почему вдруг? – холодно спрашивает Макс.
Триша видит: он обиделся, как ребенок. Такой необыкновенный человек, и сущей ерундой озабочен, ну и дела!
А сероглазая Меламори улыбается, глядя на этот балаган, да и Джуффину, кажется, тоже смешно.
– Потому что недосуг, – объявляет он. – Не дотого. Нынче я пришел к тебе в гости с подарком. Ты рад?
Джуффин наскоро водружает на лицо свою фирменную улыбку доброго дядюшки и отвешивает шутовской поклон. Потом вдруг делается серьезен и строг. Очень веско, подчеркивая каждое слово, говорит:
– У меня очень хорошая новость, сэр Макс. Имей в виду: со сбывшимся – ровно та же фигня!
– Что вы хотите сказать?
– Ничего не хочу. Но говорю, потому что больше никто тебе это не скажет. И даже Франк, боюсь, промолчит, поскольку, в отличие от меня, вовсе не обязан баловать тебя хорошими новостями. Может, да, но – не обязан. А говорить с тобой о важных вещах – та еще работенка. Итак, запомни, пожалуйста: сбывшихся жизней может быть так же бесконечно много, как и несбывшихся. И даже больше – если, конечно, к бесконечности применимы определения “больше – меньше”. Это и есть формула бессмертия, Макс. Твоя, персональная. Не уверен, что она еще кому-нибудь сгодится. Хотя…
