Сергей Костин - Охотник за бабочками 2
Вселенский и сам понял, что был не прав.
— Ладно, командир, спишем все на ржавчину. А пока, до составления акта, в котором ты обязательно должен подписаться, следую за беглецом. Командир, а можно я под шумок и пару килограмм гвоздей спишу. Тебе то разницы никакой, а мне спокойней.
То, что происходило в последующие два дня никак нельзя было назвать погоней. Глазастое существо, получившее промеж членами нашей команды имя «цыпленок» совершенно спокойно, не обращая на нас ровно никакого внимания летело к одной ей известной цели.
Мы со своей стороны, старались не слишком приближаться к Цыпленку. По ходу преследования, конечно, постреливали иногда, чтобы не забывала с кем имеет дело. Но все снаряды, заряды и пули, странным образом возвращались обратно, причиняя Вселенскому Очень Линейному легкие, а иногда, и тяжкие, механические повреждения. Корабль, конечно, все быстро заделывал, но с каждым разом все неохотнее соглашался «запузырить» по Цыпленку.
— Нечего боеприпасами швыряться, — ворчал он в ответ на просьбу Кузьмича поджарить Цыпленка напалмовым вакуумным зарядом, — Вот когда к его мамочке прилетим, нам наши пушки больше понадобятся.
Упоминания о предполагаемой мамаше явно дезорганизовали нашу команду. В некоторые моменты преследования со стороны отдельных членов, не стану конкретно отмечать кого, следовали пожелания прекратить погоню и вернуться на Землю.
— У меня аж крылья от тоски сворачиваются, — говорил этот некто, накручивая круги вокруг моей головы и мешая придумывать версии обламывания цыпленка, — ПаПА твоему скажем, что боролись до конца, но ничего не получилось. Я подтвержу. Корабль подтвердит. Хуана никто и спрашивать не станет. Давай командир, а?!
За подобные панические настроения этот член экипажа, имя которого я сознательно не упоминаю, потому как ему еще жить да жить, получил два часа карцера. Всех поразила суровость наказания, но никто даже не пикнул. Мы все-таки находились на боевом корабле, где разные там сюсюканья не в моде.
После трех часов пребывания в карцере, член экипажа, имя которого не упоминается, с места наказания не вернулся. И я, как командир корабля, решил проверить, все ли с ним в порядке. Обнаружил я его на месте, в карцере. Но на свою беду, назначая наказание, я подзабыл, что данный отсек у нас полностью завален сухарями. В итоге сухарный запас Вселенского был основательно подорван.
По окончанию вторых суток панике поддавался и Волк. Он начал намекать мне, что пора вспомнить запах свежескошенного сена, послушать земных сверчков и поклониться могилам предков. На что я посоветовал ему понюхать Кузьмичевские сухари и послушать хруст все того же Кузьмича, поглощающего сухой хлебный запас. А что касается могил предков, то их вполне может заменить кулек с землей, взятый в полет по совету паПА.
Признаться честно, я и сам в определенный момент преследования окончательно упал духом. И дело даже не в эфемерной мамаше Цыпленка. Все это ерунда. Никого у него нет. Звезда Смерти создавалась не для этих целей. Беспокоило меня другое. Безысходность нашего положения. Лететь, глотая поднятую Цыпленком звездную пыль не слишком приятно. Опять же, сколько лететь? И будет ли всему этому логический конец?
Но в эти трудные минуты меня всегда поддерживала память о куколке. О ее губах, которые я как следует и не опробовал. О теле, за которое мог получить по морде. И о ее просьбе, обязательно найти ее, где бы она ни была. Частенько, валясь к гамаке, представлял себе, что рано или поздно я освобожу Ляпушку от лап ненавистного КБ Железного. Как кинется она мне на шею, обнимет, поцелует и все такое прочее.
Именно за представлением всего такого прочего меня застало сообщение орт Вселенского Очень Линейного Корабля.
— Командир! У нас гости.
Приволакивая за собой правую ногу, которая затекла от долгого лежания в неудобном гамаке, я поплелся в командирскую рубку, не ожидая от прибытия гостей ничего хорошего. В последнее время жизнь не баловала нас хорошими гостями. Министр, безусловно, не в счет.
— Командир на палубе, — вскочил Кузьмич и вытянулся по стойке смирно. От скуки и не так с ума сойти можно.
— Вольно, — лучше бы порядок навел. Куда не плюнь везде крошки от сухарей.
— Вольно, — первый помощник расслабился и доложил обстановку, — В двадцати световых замечен летательный аппарат. Движется параллельным курсом, но все время приближается. Расчетная точка соприкосновения через тридцать минут.
— Это ж какая у него скорость? — удивился я.
— Да уж не наша супер современная колымага, — ехидно растянулся в улыбке Кузьмич, — Только и можем, что звезды рисовать незаслуженные.
— Хватит, Кузьмич, — я поскреб щетину. Надо бы побриться, — Волк делает все возможное. И невозможное, кстати, тоже. Не его вина, что этот отморозок нам не по зубам. Так что там с летательным аппаратом?
— А что с ним может быть. Это с нами всегда … Хорошо не буду. Размеры пока трудно определить, но на глазок не слишком большой. На запросы не отвечает. И сам ни о чем не спрашивает. Вот только…
— Выкладывай все, — махнул я рукой, — Теперь все равно.
— Цыпленок наш как-то странно на него реагирует. До появления аппарата летел и не дергался. А сейчас мечется по сторонам, как пьяный. Своих, что ли, чует. Может нам принять дополнительные меры предосторожности?
— Волк! А ты что молчишь? — я уставился в пололок.
— Разве здесь кто-то хочет слышать мое мнение? Но раз уж спросили, то выслушайте официальное заявление. Если к нам летит дружок Цыпленка, то я немедленно подаю в отставку. У меня больше сил нет заплаты на себе ставить. Не корпус, а одеяло лоскутное. На людях стыдно будет показаться.
Врет насчет заплат. Просто у него за последние дни напрочь снесло с десяток звезд, вот и переживает, бедняга.
— В отставку подавать будешь, когда на Землю вернемся. А пока хватит хандрить и подключайся к работе. Про защиту Кузьмич не зря сказал. Может всякое произойти.
Потянулись томительные минуты ожидания. Цыпленок и правда вел себя неадекватно. Бросался из стороны в сторону, даже пытался пару раз нас протаранить. Вселенский плавным маневрированием уходил от прямого столкновения, вызывая тем самым негодование цыпленка.
— Точно, своих чует, — Кузьмич вспотел и поэтому не мог летать. Мало кто способен летать с сырыми крыльями, — Отвалить бы нам в сторонку немного. В случае чего смыться попробуем.
— Закрой рот, Кузьмич, без тебя тошно, — я следил за показаниями приборов и времени на причитания первого помощника не оставалось, — Доложи лучше, что с нашим незнакомцем?
