Стив Кокейн - Странники и Островитяне
Звук изрядно расстроенного пианино прервал поток его мыслей. В доме справа от него окно первого этажа было приоткрыто, оттуда-то и доносилось это звучание.
— Эй! — позвал Леонардо.
Музыка резко прекратилась, в окне появился пожилой мужчина. Он сжимал зубами большую, на вид довольно замысловатую трубку.
— Я могу вам чем-то помочь?
— Надеюсь, — отозвался Леонардо. — Я ищу, где бы остановиться. Мне сказали, что в этой деревне есть трактир.
— Да, действительно, — ответил мужчина. — Идите прямо, по мощеной дороге, и увидите его слева. Не пропустите, это уж точно. Он называется «Большая Медведица».
«Большая Медведица» оказалась старым, беспорядочно выстроенным, крытым соломой зданием, окна которого выходили на луг. Леонардо вошел внутрь, повесил шляпу и мантию на крюк у двери, попросил комнату на ночь, заказал кружку эля и уселся у камина. Было еще рано, и он оказался первым посетителем.
Леонардо обнаружил, что во многих далеких деревнях на странствующего волшебника, хотя и обычно заботливо принимаемого, смотрят по большей части с подозрением. Поэтому так повелось, что почти все вечера он проводил наедине с собой. Расслабившись у огня, волшебник стянул сапоги и уставился на пламя. Он подумал, что, несмотря на невзгоды кочевой жизни, он находит в ней больше смысла, чем мог бы предположить. А жил бы он так, если бы у него оставалась его Машина Эмпатии, свитки и прочие устаревшие принадлежности, с которыми сбежала Нина? Тогда это казалось ему ужасным ударом, но теперь он понимал, что, в конечном счете, разница была бы небольшой. На мгновение он печально подумал о Нине, о том, удалось ли ей разбогатеть, завладев его сокровищами, что она делает сейчас и какое имя носит. Он слегка улыбнулся и помотал головой. Признаться, воспоминания о Нине теперь мало его беспокоили.
В трактире начали собираться рабочие из небольших окрестных ферм, когда Леонардо подошел к стойке, чтобы забрать очередную бутыль эля. Как он и ожидал, местные жители держались от него в стороне, и волшебник, оставленный в покое, вернулся на свое место. Подхватив прерванную нить размышлений, он снова начал обдумывать свое будущее. Он не слишком хотел провести грядущую зиму в скитаниях, но не видел никаких перспектив найти хоть какое-нибудь местечко. Леонардо снова позабавила мысль, что за все годы работы в Театре магии, он провел столько часов, создавая будущее для других, и никогда не пытался сделать это для себя. Теперь он хорошо понимал, как был глуп и наивен. Закрыв глаза, Леонардо протиснулся через двойные ворота и пошел по знакомой тропинке к дому.
Из дневника Виктора Лазаруса
Сегодня я снова застал Ли за подметанием пола, на этот раз в нижней части дома. Мимо него проходили разные люди, занятые тем или иным делом, но, к моему удивлению, никто не обращал ни малейшего внимания на таинственное существо. Я обдумывал это некоторое время, пока наконец до меня не дошло, что за последние несколько месяцев дом превратился в суетливое и беспокойное место, где постоянно снуют по своим делам самые разные люди. В этих обстоятельствах, как я подозреваю, еще один человек, размахивающий метлой, — даже такой необычный, как Ли, — скорее всего останется незамеченным.
Четверг, 17 ноябряПостепенно Ли становится одним из членов нашего сообщества. Он всегда готов выполнить любое задание, он стремится исправить любое повреждение и возместить ущерб, который нам нанес. Веселая музыка, эхом разносящаяся по коридорам, теперь является фоном всему, что мы делаем, и мало-помалу мягкий нрав Ли начал передаваться остальной компании. Когда я брожу по дому и окрестностям, наблюдая за работой персонала и посетителями, я начинаю ощущать атмосферу радости, которая иногда переходит в веселье. Когда мы отдыхаем после своих трудов, Ли развлекает нас, съезжая по перилам, качаясь на канделябрах, кувыркаясь, показывая сальто и другие гимнастические трюки. Как приятно слышать звук смеха и видеть, что мрачная атмосфера этого дома рассеивается!
Но я вынужден добавить, что мы не можем позволять себе увлечься. Смех и веселье ни при каких обстоятельствах не должны отвлекать нас от выполнения нашего главного задания.
Капитан и Хранительница
На следующий день Рыжик сам нашел дорогу в столовую, набрал в тарелку еды и даже несмело заговорил с парой человек. Хелен пришла, когда он уже заканчивал есть. Она несла в каждой руке по тарелке и сразу подошла к Рыжику.
— Доброе утро, Рыжик! Хорошо спал? — поспешно затараторила она. — Послушай, я тут перекинулась парой слов с Хранительницей, все оказалось, как я и думала. Ты должен начать заниматься с группой, где тренируются, и сам выбрать, что делать днем. Ты уже начал осваиваться?
— Кажется, да, спасибо. Похоже, я справлюсь.
— Отлично. Тогда увидимся позже.
Она продолжила путь, потом обернулась и крикнула ему через плечо:
— Занятие начинается со следующим звонком! Не опаздывай!
Ее тон был строгим, но Рыжик заметил, что она подмигнула ему.
Группа для тренировок собралась в спортзале — пустой комнате с высокими потолками на первом этаже. На полу лежали длинные маты, к стенам были прикреплены штуки, похожие на лестницы, с балок свешивались трапеции. Рыжик оказался среди полудюжины людей разного возраста и различного вида, ими заведовал суровый мужчина средних лет с аккуратно подстриженными усами, который представился как капитан Лоусон.
— Встань сюда, — приказал капитан.
Он медленно обошел Рыжика кругом, оглядывая его сверху вниз, и наконец остановился прямо перед ним.
— Что ты сделал с собой, парень? — спросил он. — Ты выглядишь так, словно последние пять лет бегал на четвереньках.
Несмотря на суровую внешность, в следующие несколько недель капитан Лоусон проявил много терпения и сочувствия. Мало-помалу он научил Рыжика разгибать скрюченные ноги и руки, прямо держать позвоночник, расправлять плечи, управлять дыханием. Мальчик словно впервые учился стоять, сидеть, ходить, держать равновесие. Стараясь двигаться без боли, Рыжик наконец начал понимать, как много боли он нес в себе.
Днем Рыжик пробовал делать множество дел и вскоре обнаружил, что больше всего ему нравится помогать по хозяйству. Когда он чувствовал, что ему нужна компания новых друзей, он работал на кухне, нарезал овощи или размешивал суп в больших чанах. Прачечная, где ему поручили складывать простыни, напоминала о доме матери, и он погружался в ощущение покоя и защищенности, которое не испытывал вот уже много лет. А когда хотел побыть один, то брал метлу и выметал пыль из коридоров.
