Артур Баневич - Похороны ведьмы
– Лучше не спорь, – посоветовал мрачный как ночь Вильбанд. – Иначе голышом отсюда выедешь. Ты уже должен Зехению три гроша за якобы запущенный из баллисты труп, талер за отвратительную карлицу и еще мне талер за воняющую графиню. О, кстати, – он кисло усмехнулся, – об этом я забыл сказать. Она у меня с нечистотами ассоциируется. И мне теперь до конца жизни от этих неприятных ассоциаций не отделаться. Так что сам понимаешь…
– Есть одна девушка, – прервал его Дебрен, поднимая глаза и делая вид, будто его что-то заинтересовало в конструкции лестницы. – На прощание она явилась босой и с ногами в курином помете. Не знаю, может, хотела меня таким образом с небес на землю спустить. Как знать, может, и Курделии просто очень хотелось уподобиться неприступной скале. Может, и нет. Но я знаю, что в моем случае ассоциация действует как раз наоборот. Еду, бывало, через деревню, увижу босую девушку с не очень чистыми ногами и дурак дураком стою глазею. Раза два мужики на всякий случай за вилы хватались. Так что будь поосторожнее, Вильбанд. И так тоже бывает. А потом жалеешь, что этих грязных ног ты вовремя не…
Скорее всего он и без того бы не договорил, так что доски заскрипели в нужный момент. Вроде бы негромко, но в замке стояла тишина, и даже Вильбанд поднял голову, глянув вверх. Звук не повторился. Зато через мгновение они услышали тоненький писк, скорее мышиный, чем крысиный, а рядом с тележкой упало несколько зерен пшеницы.
– Весь чулан выжрут, – зло буркнул камнерез. – Придется кошку… То есть лучше бы ты для блага клиентки кошку б раздобыл, а не к…
Крыса, или что там было, заскребла когтями по камню. Для крысы слишком медленно, но, в конце концов, в замке ведь не было живых кошек, а люди если и попадались, то у них в головах были вещи поважнее.
– Ей надежда нужна, а не кошка.
– Значит, ей посчастливилось. В самый нужный момент поп забрел. Профессиональный даритель добрых надежд.
– Отец ее в церковь не пускал, потому что дочки-карлицы стыдился. Не обольщайся, такие не обретают надежду в молитвах. Если ребенку в голову не вколотят определенные мысли, то потом уже…
– Такая болтовня ересью отдает. Следи за собой.
– Дай мне маленького везиратца, и я из него Зехения выращу. И наоборот: в везиратской армии нет лучших подразделений, чем янычары, из которых каждый второй отличается светлыми глазами и волосами, потому что их у родителей-махрусиан из колыбели забрали. Под Думайкой я видел ребенка, который лаял, потому что его после куммонского нашествия сука выкормила.
– Ты хочешь сказать, что графиня ко всему прочему еще и безнадежная безбожница? Для свата ты используешь любопытные аргументы.
– Я не сватаю тебя к ней. С той, что с грязными ногами… Мы с ней тоже не видели общего будущего, потому я и оставил ее. Может, и правильно сделал. Я не сентиментальная девица, Вильбанд. Я чародей и ученый. Знаю, чего можно от людей требовать, и не жду, что ты через собственные ограничения перепрыгнешь. Но думаю, ты мог бы… Не надо самообмана. Мы такие, какие есть. Я говорю о мужиках. Женщинам чувства нужны, нам достаточно того, чтобы у них ноги были стройными, грудь какая-никакая, мордашка, на которую можно без боли и отвращения смотреть. А на Курделию можно. Я и сам мог бы. Знаю, что на такой ты не женишься. И не об этом прошу. И только во вторую очередь прошу ради нее.
– Во вторую очередь?
– Ты знаешь, о чем я. Скорее всего она не выдержит процедуры. Мы разговаривали об этом. Если ты согласишься, то я намерен хватануть по скале так, что замок задрожит. Так она пожелала. Потому что если она такое переживет, то потом уже почти наверняка лечение выдержит. Но может, не переживет, поэтому, вероятно, надо ее…
– Ты этого не сделаешь, – буркнул Вильбанд. Он стиснул руку на приводном рычаге, но не пытался подъехать к чародею.
– Сделаю, – спокойно сказал Дебрен. – Если ты откажешься, то и другое тоже попробую. Потому что я ее люблю. Потому что мне ее жаль. Потому что я понимаю, что лучше попытаться и умереть быстро, нежели не пытаться и подохнуть, как собака под забором, от холода, голода, в собственных отходах. Потому что по-своему она очень хороша. По-своему – но очень. И любой нормальный мужчина… Не знаю, смог бы я делать это как Бог велел, скорее всего нет, потому что я ноги на шее не сплетаю. Но в руке ей не откажу. Только сомневаюсь, что ей будет достаточно моей руки. Она испорчена, не слишком набожна, но она женщина и ожидает от соития кое-чего побольше, чем простой оргазм. Так что наверняка земля под ней не вздрогнет, даже если я хватану молотом…
– Если ты ее убьешь, – процедил сквозь зубы камнерез, – я убью тебя. Клянусь.
Клятва была серьезной, и Дебрену нелегко было улыбнуться. Даже чуть-чуть.
– А знаешь, вы с замком – отличная пара. Ты умеешь мыслить как рыцарь. Зарубить кого-нибудь ради бабы. Ну-ну. Но помочь такой… Хотя бы раз проявить капельку нежности? О, ну уж это-то нет. – Он встал. – Прости, Вильбанд. Я ошибся. Я вижу, ты слюни пускаешь не при виде ее, а глядя на пару стройных ног и ядреных сисек. Ничего плохого в этом нет. Но фактически ты для такой процедуры не годишься. Поищу кого-нибудь, кто об ее удовольствии позаботится, хотя бы ценою собственного. Это Восток, у вас тут, кажется, есть бордели для женщин с мужским персоналом. Подыщу профессионала и…
– За кого ты ее принимаешь? – Вильбанд рванул рычаг, принялся маневрировать в тесном пространстве, то и дело задевая тележкой за стены. – За животное?! Кобылу, которая при виде первого попавшегося жеребца хвост поднимает?! Ты, толстокожий хам! Да она от стыда бы умерла!! Пошел отсюда! Кобыл тебе лечить, а не женщин!
Он попытался схватить Дебрена за пояс. Магун отскочил.
– Не пей! – бросил он с кривой, немного сердитой усмешкой. – Ты уже и без того дурной.
– Я тебя убью!
– Но умыться должен. – Дебрен снова увернулся от могучих рук, язвительно сверкнул зубами. – У тебя уши грязью заросли. Ты не понял, что она сказала? Что только в тебе видит надежду. Что именно при виде тебя у нее колени размякли. – Тележка остановилась, пожалуй, не только потому, что Вильбанд въехал в слепой закоулок между стеной и пустым стояком для арбалетов. Дебрен на всякий случай немного отодвинулся и уже тише докончил: – Конечно, прозвучало это цинично, но говорила-то она о любви.
– Ты неверно ее понял, – проворчал Вильбанд после долгого многозначительного молчания. – Она… говорила это вообще… о жизни. Ведь ты же слышал, она считает, что любят за серебро, за приданое. А у меня ломаного гроша за душой нет. Черт побери! – фыркнул он. – О чем мы вообще… Ты взгляни на меня. Я неполноценный. Дерьмо на колесах. Какая нормальная баба…
