Михаил Ротарь - Три закона Дамиано
Но это было еще не все! На стене висели мечи и щиты, пара копий, колчан и стрелы. Еще турецкий ятаган и несколько кинжалов. Не хватало только рыцаря в полных доспехах.
Оружие было сгруппировано со вкусом и со знанием дела, поэтому экспозиция эллинов не смешивалась со скифской, а пиратские сабли висели отдельно от стрел времен неолита.
Чехов говорил, что если в первом акте на стене висит ружье, то в третьем оно должно выстрелить. Только здесь было столько оружия, что глаза разбегались. За что хвататься при случае? Макарова и Калашникова на стене не было. А это было бы в самый раз при нынешнем кавардаке.
Но хозяйку, по всей видимости, еще ни разу не грабили.
Стоял там и стеклянный шкаф, в котором были разложены на полочках различные монеты. Я смог опознать только две из них. На одной было написано «Sestercium». На другой – «Тaller». Остальные были за пределами моих познаний. Дублоны, дирхамы, эскудо – я был абсолютно некомпетентен в этом. Хотя я знал, что некоторые «копейки» могут стоить в реальности больше, чем бумажка в миллион рублей времен атамана Махно. Некоторые монеты имели не привычную круглую, а прямоугольную форму. И на паре монет были просверлены дырки, но никак не современной дрелью. На паре монет вообще были изображены мужчины и женщины, занимающиеся любовью.
– Тебе понравились «спинтрии»?– услышал я за своей спиной.– Это времен Тиберия. А теперь иди в душ! Ты вспотел.
– Слушаю и повинуюсь, моя повелительница!
Душ немного протрезвил меня.
– Скинь все белье в сторону. Я потом постираю. Теперь моя очередь.
Я оглядел еще раз ее комнату. Огромное количество книг. На английском, латыни, греческом, санскрите и других языках. История, энциклопедии, археология, книги по живописи и искусству.
Тильда вышла из душа голая, обернутая полотенцем. Она присела, немного отдышалась и сама открыла бутылку.
Я попытался обнять ее, но она отстранилась:
– Не торопись. Мы успеем. Выключи свой телефон!
Коньяк оказался крепким и вкусным, как и положено «Hennessy». Она скинула пологенце и опустила шторы.
Чем-то она напоминала мне Дженни. Такая же пропорциональная фигура. Только Дженни – брюнетка, а Тильда – рыжая. У Дженни – черные глаза, а у Тильды – карие. У Дженни хищный взгляд, а взгляд Тильды напоминал взгляд заурядного ангела. И немного разной формы груди, в пользу Тильды.
Дженни в такой ситуации просто завалила бы меня в постель безо всякой лирики.
А Тильда ходила голой и делала вид, что меня совсем нет. Она приготовила бутерброды с черной икрой и поломала на куски ту шоколадку, что я купил за ее счет. Только после этого села рядом со мной .
Она закурила свой «Парламент».
– Тебе говорили, что ты красивая? – спросил я.
– Миллион раз.
– А признавались в любви?
– Два миллиона раз.
– А можно тебе об этом сказать в два миллиона первый раз?
– Можно. Но выпей еще раз для храбрости. Я вижу, как ты вибрируешь.
Может, лучше было бы найти по объявлениям что-нибудь попроще? Но отступать было поздно.
– Тильда! Ты самая прекрасная женщина, которую я видел в жизни! И даже если ты меня сейчас выгонишь, я все равно буду благодарен судьбе, которая даровала мне такую возможность познакомиться с тобой и даже лицезреть твое тело!
– Признание банальное, но принимаю. Но ты поэт! Ты стихи, случайно, не пишешь?
– Баловался немного в юности.
– Ничего не сможешь прочитать из своего?
– Не хочу тебя разочаровывать. На Есенина не тяну, а под Маяковского хилять не желаю.
– Тогда я тебе прочитаю.
Я подумал, что сейчас услышу типичное творение про камин, в котором трещат дрова. Он дарит тепло и навевает воспоминания о несчастной любви и одиночестве. Или про пустую лодку, которую прибило к берегу после шторма. И бедная рыбачка перебирает все, что нашла в ней, плачет и целует дохлую рыбешку за то, что руки ее любимого перед его гибелью касались ее чешуи!
Но Тильда начала декламировать что-то по-гречески так торжественно, что я чуть не выронил коньяк.
Я не понял, о чем это стихотворение. Но уловил некоторые имена: Зевс, Пенелопа, Телемах. Тильда закончила читать и ожидала от меня комплиментов.
– Ты не совсем права! Одиссей не был так несчастен, как ты это описала. Он совсем неплохо провел время с Калипсо.
Тут свой коньяк чуть не выронила Тильда:
– Ты что, знаешь древнегреческий?
– Я прочитал твои мысли и смотрел в твои глаза. А они на всех языках говорят одинаково!
Тильда с разбега навалилась на меня, ругаясь уже по-русски:
– Ты притворщик, обманщик, мошенник и аферист! Я убью тебя!
Я уже приготовился к смерти за непочитание ее таланта. Но она решила еще помучить меня перед эшафотом. Она поцеловала мой лоб, затем мою грудь, затем ниже и еще ниже.
Ангельская внешность оказалась весьма обманчивой.
В постели она была сущей дьяволицей, изобретательной и коварной. Еще она оказалась очень выносливой и очень голодной. Любовь, потом коньяк. Потом опять любовь. И опять коньяк. Я не помню всего, но успокоились мы только под утро.
Утром я уже ничего не помнил. Мне казалось,что меня накачали клофелином.
Я открыл глаза. Рядом со мной спит какая-то женщина Ожидая увидеть толстую провинциальную колхозницу, я осторожно приоткинул простынку. Но колхозница была совсем не толстой. Уже лучше! Сейчас она повернется ко мне лицом, и я увижу орлиный взор Бабы-Яги!
Баба-яга проснулась и повернулась ко мне. Она оказалась не просто красивой. Она была божественной! Вместо орлиного – курносый нос, вместо вставной челюсти – белоснежные зубы. Вместо длинных черных когтей – ухоженный маникюр.
Я теперь вспомнил, что было этим вечером и ночью. И снова задал ей бестактный вопрос:
– Доброе утро, Тильда! У тебя такое нетипичное имя. Откуда оно?
– Это датское имя. Иногда так сокращают Матильду, но в Скандинавии это обычное имя. Есть даже знаменитая актриса с таким именем. Мои родители работали вместе с одной датчанкой. Меня и назвали в ее честь. А потом появилась кукла Тильда. Папа привозил мне такую из Швеции.
– А тебя в школе не дразнили «Тильда-дылда»?
– Кому дразнить? У нас в классе были Робертино Грищенко, Альберта-Пола Плетнева, Джеймс Викторенко, Мария-Хелена Андриенко и даже Эраст и Калистрат Фон Клейст. Да и я сама могла врезать линейкой по лбу любому так, что позвоночник в трусы высыпется!
– Твои родители – дипломаты? Тогда почему ты здесь, а не в Москве?
– Они археологи. Пропали без вести несколько лет назад, вся экспедиция их пропала. Они хотели что-то найти возле Везувия. Папа искал остатки этрусского поселения в том месте. Он говорил, что римляне тогда еще не освоили ту территорию, там жили греки и этруски. И там может быть много следов их культуры. Я не знаю, нашли ли они что-нибудь, но они сами пропали. Мне тогда было двадцать. Я училась на втором курсе, тоже на археолога. Когда бабушка об этом узнала, у нее случился инфаркт. Я бросила институт и приехала за ней присматривать. Но она скоро умерла.
