Илья Одинец - Младший вовсе был дурак
Мы направлялись прочь от города, в который так и не зашли. Я не жалел, ибо виднеющаяся впереди роща казалась привлекательнее дворца. Молодые деревья радовали глаз зеленью, росшие в беспорядке кусты, усыпанные мелкими красными цветами, пахли мёдом, природа дарила умиротворение.
— Соберись, — предупредила Лаврентьева. — Место там не очень приятное.
— Что там может быть неприятного? Или труп ещё не похоронили?
— Трупа нет, но… ты сам всё увидишь. Приготовься.
Мы прошли рощицу насквозь и вышли в поле.
Когда-то здесь сеяли пшеницу, перепачканные чернозёмом пахари прикрикивали на бредущих за плугом быков и поглядывали на солнце, ожидая обеда. Дочери, приносящие отцам-пахарям ржаные лепёшки и кувшин молока, заливисто смеялись и гладили отдыхающих в тени фыркающих животных. Сейчас здесь всё было выжжено.
На километр вокруг не росло ни единого стебелька, ни одной травиночки. Огненная смерть опалила землю, слизнув с её лица всё живое, подбираясь к самим истокам бытия, но не смогла уничтожить память. Она обрушилась на меня, едва я ступил на обугленную землю. Перед глазами потемнело, словно я смотрел на мир сквозь плохие солнечные очки, на грудь навалилась тяжесть, воздух не захотел входить в лёгкие, превратившись в тягучий кисель. Мир замер, исчез даже ветер, только Ленка вытянулась в струнку, закрыла глаза и запела.
Глава 23.
Говорящие кости
Мир туманился. Всё было мутным, тёмным, будто в воздухе кружились мириады мельчайших частичек золы, превращая дневной свет в полумрак, лишая небо красок. Но мёртвая обожжённая земля всё-таки жила жизнью нежити, дышала, пытаясь повалить и проглотить незваных гостей. Мир качался. Выгоревшая почва то поднималась, то опускалась, будто грудь исполина, и дыхание это было хриплым, прерывистым. Каждый вдох чуть ли не подбрасывал меня к серым облакам, а выдох заставлял сердце сжиматься от мучительного предчувствия, что на сей раз земля растрескается, распахнув обезвоженные губы, и затянет в бездны ада.
Я старался двигаться как можно меньше, потому что здесь совершалось волшебство. Лаврентьева пела на незнакомом языке. Может, пытаясь успокоить землю, а может вызвать из земли нечто…
— Зачем ты беспокоишь меня, смертная?! — зазвучал в голове оглушающе-громкий голос.
Я закрыл уши, чтобы сберечь барабанные перепонки, но это не помогло, голос разрывал череп изнутри.
— Я пришла задавать вопросы!
Лаврентьева побледнела, под глазами образовались серые круги, она теряла силы, но держалась. Её вытянутые вперёд руки дрожали, будто на них держалась вся тяжесть неба, но она всё же поднимала их выше и выше. Повинуясь движениям девушки, земля вспучивалась, пока, наконец, не разорвалась, явив свету отвратительное создание: огромного, с пятиэтажный дом мертвяка. Белая изъеденная червями кожа сочилась гноем, остатки погребального савана прикрывали наготу, но не смогли скрыть костлявые ступни ног и руки. От головы остался только череп, обтянутый кожей, из пустых глазниц вываливалась земля, остатки волос колыхались на ветру, создавая иллюзию жизни.
Колдун поднял руки, сжал кулаки и с силой опустил их на землю. Послышался стук костей, но удар оказался слабым, земля не шевельнулась.
— Назовись, — приказала девушка.
— Пан Евронимус-Манту-Мильком. Принц Тьмы с сотней имён. Сила, которую вы, смертные, не можете даже осознать.
Колдун повернул голову в мою сторону, поднял кулаки и ринулся на меня.
— Спроси, как его зовут! — крикнула мне Лаврентьева.
— Как тебя зовут? — спросил я, и костяные кулаки замерли в метре над моей головой.
— Пан Евронимус-Манту-Мильком. Принц Тьмы с сотней имён. Задавайте свои вопросы.
— Говори тише, — попросил я.
Мертвяк не удостоил меня ответом, обратив безглазое лицо к Лаврентьевой.
— Зачем ты явился в Таэрию? — спросила девушка.
— Забрать своё.
— Кто тебя послал?
— У Принца Тьмы не может быть хозяина! — взревел Евронимус. — Я — Тьма! Живое воплощение смерти! Я иду вместе со своими братьями, как предписано Последним пророчеством! Никто не сможет нас остановить!
Руки Ленки дрожали всё больше. Я сделал шаг, чтобы приблизиться к ней и поддержать, но та предупреждающе качнула головой, а Принц Тьмы продолжал говорить:
— Когда три красных петуха покинут гнездо, забыв о долге, лунный свет коснётся лепестков полуночного цветка, заставив его раскрыться, настанет вечная ночь. Последний наследник земного престола будет править Смертью, последний оплот падёт, Тьма вселится в умы и сердца. Миры прекратят существование, время взорвётся!
Девушка слабела. Я собрал тепло, вытянул его узким щупом в сторону Лаврентьевой и коснулся её руки. Ноги мгновенно подкосились, Ленка, как утопающий хватается за соломинку, ничего не соображая, присосалась к щупу и потянула из меня силы. Я рухнул на колени.
— Конец времён близок, близко время Тьмы, абсолютной власти Мрака, — колдун приблизился к Ленке и навис над ней, как лавина, потянувшись костлявыми руками к её лицу. — Последнее пророчество всегда в мою пользу!
— Но всегда находится тот, кто всё портит! — крикнул я и метнул в мертвяка огненный шар.
Колдун закричал, отшатнулся от девушки и с визгом провалился под землю.
Лаврентьева без сил рухнула на обожжённую почву. Я подполз к ней и приподнял её голову.
— Ты как?
— Спасибо, — одними губами прошептала девушка.
— Ты совсем без сил, я сейчас.
Действовать нужно быстро. Требуется энергия. Жаль, солнце совсем пропало в серо-чёрном облаке пепла, придётся черпать силу из других источников.
Сосредоточившись, я собрал из почвы тепло, какое только сумел достать, охладил воздух, опустив температуру едва ли не до нуля, и осторожно проверил уровень собственных неприкосновенных запасов. Критический, но не смертельный. Не стопроцентно смертельный. А Ленке нужна сила.
Я резко поделил остатки собственного тепла пополам и послал импульс в ладони, сжимающие голову девушки. Перед глазами на миг возникла кроваво-красная пелена, зато Лаврентьева вздохнула и подняла голову.
— Спасибо, — поблагодарила она вслух. — Достаточно! Не хватало тут ещё одного трупа.
Легко сказать! Качая энергию, остановиться очень сложно, особенно, если энергия не предназначена для передачи. Собственные силы исчезали с необыкновенной скоростью, словно я — большой чайник, из носика которого хлещет кипяток. Остановиться невозможно.
Ленка мягко взяла мои руки в свои и отстранилась.