Валерий Казаков - Холопы
– Маша, – раздраженно дернул подбородком Енох, – я тебе потом все расскажу. А пока ты должна просто меня слушаться, ясно? Дашку твою, дуру, искать не надо, мы уйдем вдвоем, незаметно...
– Без Даши я никуда не пойду! – вспылила девушка и обсолютно трезво добавила: – Достаточно за последние дни я наделала глупостей. И вообще я есть хочу. Пойдем что-нибудь съедим, найдем ребят, тогда и решим, что делать дальше.
– Каких ребят?! – силой удерживая ее на топчане, зло прохрипел мужчина, на глазах становясь абсолютно чужим. – Ты должна понять, это очень важно и касается нашей с тобой жизни. Я надеюсь, у тебя нет желания погибнуть в юном возрасте? Если нет, слушай меня и выполняй все, что я скажу. Это действительно слишком серьезно, поверь. Поесть, ладно, сходим, столовая почти рядом, – вдруг миролюбиво обнимая ее за плечи, как можно нежнее и спокойнее произнес Енох. – Я и сам голоден, как стая волков в зимнем лесу.
Столовая действительно оказалась поблизости, ни о чем не справшивая, их усадили за атаманский стол и сытно накормили. Ели молча и торопливо, как едят очень голодные люди, стараясь затолкать в себя все, что видят глаза. Однако еды впрок, как известно, не бывает. Настоящее, отвальное насыщение догнало только за чаем. Обжигаясь вкусным таежным напитком, Маша почувствовала, как к ней подкатывается сон, казалось, еще немножко и, уткнувшись в плечо сидящего рядом Еноха, она в него провалится, а потому, собрав в кулак остатки разбегающейся воли, как бы между прочим Маша негромко произнесла:
– Любимый, давай допьем чай и немножко прогуляемся! Я тебя послушаю, а ты мне все расскажешь. Только все-все, так будет лучше. Я не умею слушаться беспрекословно, как покорная овечка, хотя, может, когда-нибудь я к этому и привыкну. Ты согласен?
– Хорошо, только надо спешить, понимаешь, спешить! – хотя он и произнес эти слова, едва шевеля губами, Маша чувствовала, какими неимоверными усилиями ему удавалось сдерживать себя.
«Что же такое могло приключиться за те полтора-два часа, пока я валялась в ознобе?» – Девушка исподволь наблюдала за своим избранником. Да его как будто подменили, напряженный весь, дерганый, все время прислушивается, даже лицо стало каким-то некрасивым, злым, что ли! Самое неприятное, она чувствовала, что его состояние передается и ей, рождая в голове рой различных догадок, предположений и неосознанных страхов. Ей казалось, что предстоящее бегство как-то связанно с тем, что произошло сегодня между ними. «Дура ты набитая, твои подружки давно уже все поголовно, без колебаний и душевных мук, расстались с невинностью и думать о том забыли. А ты, как пещерная баба, все боишься, как бы племя не узнало о твоем позоре. И потом, какой тут позор? Все женщины через это проходят, доля у нас такая! И кого стыдиться? Мамы? Так она, надо думать, со свету за это не сживет. Главное – вот он, рядом, мой первый мужчина, взрослый, сильный и все умеющий устраивать в жизни. Мы любим друг друга, мы счастливы, что еще надо?» – и чем больше она думала об этом, тем ярче всплывали в памяти картинки их ненасытности и сильнее разливалась в ней обжигающая лава желания.
Поблагодарив заботливых поварих, они по откосу направились к ручью. Серые, подслеповатые сумерки готовы были юркнуть в распадок и затаиться там до раннего рассвета, уступив свое место надменной в своем всесилии ночи. Они шли, соприкасаясь плечами, и отчетливо ощущали обоюдное желание. Когда же наконец скрылись из глаз и дошли до скачущей по камням воды, Енох крепко, властно притянул к себе девушку и стал целовать ее губы. Земля поплыла у них из-под ног, еще несколько мгновений – и тела готовы были вновь сплестись в замысловатом и вечном движении. Машины пальцы уже торопливо расстегивали его рубаху, ей хотелось поскорее уткнуться в заросшую жестковатыми волосками грудь, вдохнуть его запах, зовущий и терпкий, ставший таким близким и родным.
– Ах ты маленькая моя... я... мы... ты всегда будешь со мной... – задыхаясь и путаясь в словах, прошипел Енох, а руки его, сильные и опытные, требовательно скользили по ее телу. Все произошло быстро и необычно. У нее совсем не было опыта, и скажи ей кто-нибудь раньше, что этим можно заниматься чуть ли не стоя и не снимая с себя одежды, она бы не поверила, а теперь, отдышавшись, нашла такую близость оригинальной и в чем-то даже забавной.
– На такой побег я готова и без Дашки, – приводя себя в порядок, смущенно сказала Маша. – Ох, я когда-нибудь умру от всего этого...
– Не умрешь, от этого еще никто не умер! – усмехнулся Енох. – Мы будем жить долго и счастливо, но только если сейчас же отсюда уберемся! – Последние слова он произнес жестко и категорично. – Бежать надо прямо сейчас, не заходя в лагерь, и главное – ни с кем не прощаясь. Только бы поздно не было...
– Перестань меня пугать, – попыталась обидеться Маша. – Куда нам бежать? Через пару дней и так отпустят, соблюдя все их дурацкие ритуалы. Я к мамочке с покаянием, ты – на высокое служение с крестом на груди. Объясни мне, зачем бежать?
– Понимаешь, – с неохотой начал Енох, – я случайно стал свидетелем одного разговора. Повешенного привели допрашивать к бею...
– Какого еще повешенного?..
– Лазутчика, которого мы с Юнькой и Дашкой в лагерь приволокли. В итоге его не повесили, но в петле дали немножко повисеть, думаю, для острастки. Спасая жизнь, он и выложил все атаману. Гопс, оказывается, не проститутка, а опытная деверсантка...
– Как?! Эрми?! Быть того не может!
– Еще как может! Позже я все расскажу в подробностях, а пока главное: завтра утром или днем начнется операция по уничтожению лагеря и, насколько я понял, входа в эту подземную берлогу. – Енох махнул рукой в сторону шумящего в темноте водопада. Потом, понизив голос, добавил: – А взорвать все это планируется ядерной бомбой!
– А люди это знают? Какой ужас! Здесь не бежать, а кричать над... – Тут широкая потная ладонь закрыла ей рот.
– Молчи, глупая! Какое «кричать», надо бежать подальше, пока целы! Бежать к своим, забрать твою матушку – и в Объевру, от всех этих безумств и варварства. Питекантропы, чтобы остаться у власти, готовы взорвать атомную бомбу на своей территории, погубить тысячи людей...
Маша отчаянно мотала головой, пытаясь освободиться, воздуха не хватало. Широкая ладонь Еноха плотно закрыла ей не только рот, но и ноздри. Перед глазами даже закружились мелкие светящиеся точки, а его голос становился все глуше, еще немного – и сознание могло покинуть ее. «Он меня сейчас убьет...» – проплыла в мозгу мысль, медленная и ленивая, как рыба.
Почувствовав неладное, Енох раздраженно убрал руку, девушка судорожно втянула в себя спасительный воздух и зашлась громким кашлем. Из глаз брызнули слезы.
