Константин Мзареулов - Зачарованный мир
За десять шагов он разглядел торчавшую из-под левой лопатки мертвеца стрелу, а подойдя вплотную, не без удивления понял, что убитый хорошо ему знаком. Неведомый лучник поразил Нухбалу в момент, когда тот сам целился в кого-то из лука. Вероятно, маг-алверчи поджидал в засаде Сумукдиара – других мишеней поблизости не имелось.
Еще раз оглядевшись, джадугяр перевел все свое внимание на убитого недруга. Нухбала был пронзен длинной тяжелой боевой стрелой, древко которой было выкрашено в черный цвет, а оперение – в красный. Вдоль древка тянулась вязь арабистанских букв: «Нет бога кроме бога…» Сторонники Единого так близко от Акабы?! Воистину мы живем в мире, полном чудес!
Но еще сильнее потрясла агабека стрела, которую Нухбала собирался выпустить из своего лука. За последние дни Сумуку довелось видеть подобные снаряды, украшенные магрибским орнаментом. Стрела Сета! И еще две такие же стрелы лежали в колчане мага-алверчи.
Переложив все стрелы в свой колчан и подняв тура, гирканец снова направился к лагерю. Тщательно осматривая лес вокруг себя магическим восприятием, он одновременно пытался разгадать, какая драма разыгралась тут совсем недавно.
Картина получалась неприятная и запутанная. По всей видимости. Нухбала получил от прислужников Черного Пророка или Хызра – больше не от кого! – заколдованное оружие и приказ убить агабека Хашбази Ганлы. Это означало, помимо прочего, что рвущиеся к власти кланы разбогатевших в последнее время мелких хозяев и чиновников окончательно сговорились со жрецами кровавого культа Иблиса. Но была в этом деле и другая сторона – некие почитатели Единого бога пришли на помощь и подстрелили предателя…
Он резко остановился. Чем дальше, тем хуже! Место лагеря оказалось пустым. Ни людей, ни собак, ни скакунов. Усиленное волшебством чутье говорило, что за полчаса до его прихода здесь произошла короткая потасовка. Кто-то напал на беззаботную компанию, а заспанные городские гуляки почти не сопротивлялись и были, связанные, увезены в сторону Правой Груди. Магов среди нападавших явно не было – отпечатки копыт четко показывали путь похитителей. Вздохнув, Сумукдиар двинулся по следу.
Окружив себя кольцевыми волнами говве-а-джаду, делавшими его совсем невидимым, гирканец пересек впадину, разделявшую Живот и Правую Грудь, и углубился в лес. Дважды гирканский волшебник обнаруживал в кустах вооруженных воинов и прежде, чем те могли заметить его, накладывал чары, погружая караульных в полную неподвижность. Наконец впереди показался просвет между деревьями. Усыпив последнего часового, Сумукдиар подкрался к поляне, на которой были разбиты несколько шатров и горел костер. Фаранах, Гасанбек, Джейла и Зейба лежали со связанными руками и ногами, окруженные толпой вооруженного сброда. Похитители нагло посмеивались и смачно расписывали, каким надругательствам подвергнут, прежде чем убить, городских богачей.
Джадугяр шагнул на поляну, крикнув:
– Освободите их, собаки!
Разбойники проворно рассыпались, очень грамотно охватывая его полукольцом. Всего их было десятка три – здоровенные закаленные бойцы при мечах и копьях. Какая мелочь! Сумукдиар распахнул свой плащ, и алая подкладка магического одеяния полыхнула огненными языками джамана. Опаленные разбойники с испуганными воплями отшатнулись. С дальнего края стоянки просвистела стрела, но волшебник пренебрежительно прищурился, и заостренный стержень, покружившись в воздухе, мирно опустился к его ногам.
– Я же просил по-хорошему, чтобы вы освободили моих друзей! – вторично прикрикнул гирканец.
Хотя устрашенные разбойники явно не собирались повторять нападение, никто из них не спешил и разрезать ремни на пленниках. Это могло означать лишь одно – своего атамана они боялись куда сильнее, чем неизвестного мага. Наконец один из воинов осторожно приблизился к центральному шатру и что-то проговорил. Потерявший терпение Сумукдиар сам разрезал путы на запястьях и лодыжках Фаранаха и стал освобождать Гасанбека. Попутно он мысленно удивился, что не видит Удаку. Растирая онемевшие ладони, Фаранах свирепо заорал:
– Взбунтовавшиеся рабы!.. – и добавил массу непристойностей о разбойничьих родительницах. – Прощайтесь со своими зловонными жизнями, дети шакала и ослицы!
Нагнувшийся в этот момент, чтобы освободить Джейлу, Сумукдиар почувствовал появление у себя за спиной нового персонажа. Неторопливо обернувшись, гирканец увидел, как из шатра выходит черноусый мужчина богатырского телосложения. Разбойники мигом прекратили стонать и поспешно окружили своего командира.
– Здравствуй, уважаемый гость, – почтительно сказал атаман. – Прости, мы не знали, что эти бездельники – друзья самого Кровавого Паши.
– А я не знаю, с кем говорю! – с надменной свирепостью прорычал Сумук.
Дернув его за край плаща, Гасанбек пролепетал: «Это же сам Горуглу». Джадугяр вздрогнул и умерил гнев, внимательно разглядывая легендарного разбойника, которого простой народ считал своим заступником и непременным – в скором будущем – освободителем. Горуглу сказал самолюбиво:
– Я поздоровался, но пока не услышал ответа.
Улыбнувшись, Сумукдиар приветствовал его по всем правилам традиционного гирканского ритуала и представил своих спутников.
– Это Фаранах Муканна? – поразился атаман. – И ты не постеснялся назвать нас «взбунтовавшимися рабами»?! А ведь когда-то я сражался в тумене твоего отца под красным знаменем Парпага!
– Папаша любил экзотику, но с годами образумился, – буркнул Фаранах почти миролюбиво.
Печально покачав головой, Горуглу заметил: дескать, с годами люди меняются, но все равно, мол, старый Бахрам много сделал для своего народа. Диспут, впрочем, угас, не успев толком разгореться. Атаман всячески стремился показать свое расположение к нежданным гостям, даже приказал вернуть оружие и прочие вещи, отнятые у пленников.
В разгар этой суматохи из шатра торжественно вылезла, застегивая платье, Удака. Не глядя на Сумукдиара, танцовщица на глазах у всех буквально липла к атаману, нежно щебеча что-то ему на ухо.
«Значит, не врут, что был у нее роман с опасным преступником, – без тени ревности подумал агабек. – Ну мир вам да любовь». Он испытывал даже некоторое облегчение – пышнотелая девка имела гадкую привычку нудно клянчить дорогие подарки, причем принималась вымогать их в самый неподходящий момент, отчего любовные эпизоды с ее участием обретали неприятный привкус.
Немного сконфуженный столь откровенным проявлением ее чувств Горуглу предложил подкрепиться и вообще отметить по народному обычаю встречу с дорогими гостями. Сумук добродушно сообщил, что неподалеку на поляне валяется подстреленный им тур. Двое разбойников поскакали за добычей гирканца, еще десяток засуетились по хозяйству.
