Ариса Вайа - Лепрозорий (СИ)
— Прошлое, которое уже не вернуть, — кошка пожала плечами и пошла вдоль ряда гигантов, в пять раз выше нее. — Ты видишь первых, кто жил в этом Лепрозории, на этом чертовом острове, с которого не сбежать.
— Они были так громадны? — Люция пошла вслед за кошкой, стараясь не упустить ни единого слова.
— Нет, это лишь образы. Обрати внимание, каждая фигура держит в руках кристалл. Присмотрись – и ты разглядишь заточенное в него существо — прообраз.
— А почему к ним тянутся кристальные нити с шара на потолке? — Люция была занята совсем не статуями и указала на щупальца Бога, хоть Химари и не могла видеть спиной.
— Потому что существа в кристаллах и есть Бог, — слова кошки повисли в воздухе.
И Люция сглотнула, словно лишь так она могла поверить ее словам. Смириться. Понять. Принять как истину.
А принимать было что, ведь перед ней стояли чудовища, каких сложно вообразить, не будь ты с ними знаком. Монстры, так бесчеловечно похожие на населяющих остров тварей. И все они — Бог. Было о чем подумать, например, обо всем, что ей рассказывали в детстве. Сказки и впрямь оказались ложью, но чтобы так…
Первым у дверей стоял мужчина с головой змеи и телом человека.
— С другой стороны — женщины, — Химари махнула рукой направо. Теперь она встала рядом с Люцией и посмотрела на нее снизу вверх.
Гарпия кивнула, но оборачиваться не стала. Потому что следом шел мужчина с головой крокодила. Следом с головой лягушки, следом…
Ее мысли прервала кошка — тронула за плечо.
— Ты слушаешь?
Конечно, не слушала. Ведь одна мысль, что все эти твари действительно жили здесь, а что еще чудовищней, они и есть Бог, било в ее голове все на осколки.
— Мы тут застрянем, если ты будешь глазами хлопать. Иди быстро и слушай, — кошка потянула ее за рукав. Люция рассеянно кивнула и покорно пошла под руку с ней.
— После пресмыкающихся он создал птиц, — Химари обвела рукой следующие статуи, после многих змееподобных чудовищ. То были существа с телами людей и головами птиц, каменными крыльями, вложенными в ниши. Бесчисленное множество птиц.
— Это лишь малая часть, вообще в каждом кошачьем храме по чуть-чуть, если собрать их в одном месте — получишь всех возможных существ, но, — кошка усмехнулась, — где найти столько места?
— То есть, в каждом храме есть этот Бог, — Люция ткнула пальцем в потолок, — и такие же статуи, но другие?
— Да. И все это один Бог. Пошли! — и Химари потянула гарпию дальше. Мимо грифов и орлов, мимо лебедей и воробьев.
— Потом был скот, — она указала на человека с кристальной головой быка, потом с головами овцы, козы. Они, казалось, бесконечны. — А за ними — гады.
И Люция узнала в существе паука, те же восемь глаз, как у Евы, только у девочки не было жвал и клыков, а у твари были.
— Пошли! — кошка настойчиво потянула ее дальше. Мимо улиток с мерзкими рожками, бабочек.
— Звери последние, — и кошка остановилась у фигуры мужчины с волчьей головой, высеченной из цельного лилового кристалла.
Люция остановилась тоже, сглотнула, переводя дух. За волками шли медведи, затем лисы, множество знакомых зверей. Последними у металлических ворот, вдруг оказавшимися так близко, стояли кошки. Мощные кристальные тела в каменной броне, баюкающие мертвых богов. Маршал оглянулась — они прошли весь зал, и теперь открытые ворота терялись вдалеке.
— Что с ними стало? — тихо-тихо прошептала Люция, неизменно переводя взгляд на кристальный шар на потолке.
— Они обидели Бога, и он забрал их души. А их дети стали просто зверьми, каких ты видела на просторах империи. Глупыми, дикими, бездушными.
— Обидели? Тогда почему есть мы? Откуда?
— Он создал нас тоже, позже, но и мы обидели его.
— Но почему мы живы?
— Потому что он не может убить нас.
— Почему? Потому что он — это мы? — нелепая догадка, Люция это понимала.
— Потому что мы его головоломка, его игрушка, его увлечение, его забава, его проклятье. Он может все, но не выиграть самого себя. А мы — и есть игра. Без начала, без конца, — грустно отозвалась Химари. — Или он просто наказывает нас этим миром. Заставляет платить по счетам самого себя — нами.
— А тот серафим, — вдруг вспомнила гарпия и указала рукой через плечо, — он зачем прилетал? Он к нам прилетал? Или к ним?
— Убить нас, — кошка спокойно пожала плечами и поспешила к воротам, шурша полами кимоно.
— Но мы ведь живы, — фыркнула Люция, на всякий случай потрогав себя по плечам и лицу.
— Потому что он мужчина, — и Химари звонко рассмеялась. — Он влюбился в женщину. В Бога он влюбился, хоть и был создан уничтожить его.
— Кем?
— Богом.
— Зачем?! — разум Люции не выдержал. Она не понимала ничего, оно отказывалось умещаться в ее голове. — Зачем Богу создавать кого-то, чтобы он убил его? Он создал себя, чтобы себя же убить? И в себя же влюбился?! И себя же проклял? И себя же обидел? Он полный придурок, твой Бог! Он сумасшедший! Он запутался сам в себе! Да это же рехнувшийся идиот! — и она закричала, вцепившись в собственные волосы. — Я не понимаю! Я ни черта не понимаю! Зачем все это? Зачем?! — отчаянно и вместе с тем обиженно закричала она.
— Он хочет смерти. Разрешит загадку, и исчезнет навсегда. А мы — вместе с ним, — голос Химари был тих и спокоен. Она будто уже сотни раз это повторяла и тысячи раз слышала.
— Но я не хочу быть его игрушкой, — голос Люциферы дрогнул.
— Ты уже в его ловушке. В своей ловушке. В моей ловушке. Ты дышишь и чувствуешь, а значит, ты часть его жизни, ты — его жизнь, ты — он.
— Да пошла ты к чертовой матери! — завопила Люция. Она бы орала громче, сильнее, дольше. Но подвело горло, и крик сошел на сип и кашель. Уже не было важно, что кошка мудрее, сильнее, опытнее. Все ее слова казались безумием, сумасшедшей выдумкой. Это не может, не может быть правдой! Но Люция понимала, что в кошкиных словах не ни грамма лжи. Нет ни капли притворства, как в речах родных ангелов. Нет ни намека на желание заставить ее поверить, покориться, подчиниться. Кошка просто рассказывала о мире, как будто не было по-другому, не могло быть. Она не заставляла верить ее словам, но сама говорила так, будто иной правды нет. А еще она провела ее в самые сокровенные помещения шисаи, куда ни одному ангелу никогда не было хода. Она приоткрыла завесу тайны, которую должны были сохранить все кошки. Предала собственную тайну.
— Ты не сможешь его понять, и не сможешь простить, — Химари грустно поджала губы. Вздохнула и побрела к воротам, словно желая закончить разговор.
— Нет. Я понимаю, — Люция посмотрела на свои руки в мозолях и шрамах. — На его месте я бы тоже хотела смерти. Ведь это больно — быть совсем одному целую вечность. Он никому не нужен, он один в пустоте. Играет в жизнь, изучает сам себя. Сам создает игрушку — и сам же играет. Он сумасшедший. Он безумный. А мы — его отдушина? — она задрала голову, чтобы посмотреть на того, кто пугал ее до глубины души. Потому и пугал. Столкни его с потолка, и он разлетится на тысячи кусочков, и каждый осколок — чья-то жизнь. — Каким чудовищем должен быть твой Бог, чтобы сотворить такое?
