Кирилл Манаков - Вторжение
Тихорецкий кивнул. Еще бы!
– Люди туда шли умирать! Каждый из них готов был отдать жизнь с радостью и восторгом! А теперь прибавь ко всему этому невероятные технические возможности и неограниченные средства. Саша, скажи, что мы можем им противопоставить? Управление? Десяток твоих ребят? Это, Саша, война, которую мы проиграли еще до начала.
– Понятно. И ты, стало быть, перешел на сторону сильного.
– Не сильного. Победителя. Саша, наша задача – обеспечить выживание страны.
– Звучит-то как, – усмехнулся Тихорецкий, – сидит себе Сема Воропаев и думает, как бы обеспечить выживание страны. Ну ладно. Место Брахеса в структуре?
– Он здесь главный. С неограниченными полномочиями.
– Кто самый главный в секте?
– Не знаю. Правда, не знаю, у нас с верхушкой никогда контакта не было.
– Секта интернациональная, или мононациональная?
– Последователи есть везде. Ты даже не представляешь, сколько их. А верхушка – не знаю. Есть предположение… – Воропаев замялся.
– Ну, говори, говори, – подбодрил Тихорецкий.
– Есть предположение, что это могут быть не люди.
– То есть пришельцы? Выходцы с Земли, как Орден, или аборигены?
– Не знаю! Очень мало данных. Одно могу сказать с уверенностью – они владеют технологией, наподобие переходов Ордена. Здесь, на базе, готовят группы для ведения боевых действий в условиях, скажем так, неземных и преимущественно с использованием холодного оружия. Ничего не напоминает?
Тихорецкий припомнил, что во времена противостояния с Орденом, он так же готовил бойцов, способных противостоять Рыцарям. В принципе, эта информация соответствовала его версиям. Кто, собственно, сказал, то Эдем – единственное место, куда можно переместиться с Земли? И один Господь знает, кого можно там встретить. Миры Иленева – тому подтверждение.
– Зачем вам нужен Иленев?
– Я точно не уверен. Похоже, они его по-настоящему бояться… даже не столько его, как бы сказать… они называли его проводник. Про коды доступа ты сам все слышал.
– Смешно, – ухмыльнулся Тихорецкий, – кодировка действительно была на первом этапе. А сейчас пытаться остановить этим Иленева – все равно, что плевать в танк из трубочки. Ладно, похоже, для меня это теперь имеет чисто познавательную ценность… Скажи-ка, милый друг, милый друг, Сема, где есть поблизости план здания?
– План?
– Именно. Как мы оба понимаем, живым мне отсюда отпускать никто не собирается. Чего, скажи, дружище, мне теперь терять?
Воропаев не успел ответить. Дверь раскрылась и вошел человек в строгом костюме с галстуком. Остановился как вкопанный и ошарашено оглядел комнату. Тихорецкий, не оборачиваясь, выстрелил через плечо, и нежданный посетитель мешком рухнул на пол. Выстрел прозвучал как раскат грома. Тихорецкий с сожалением посмотрел на пистолет.
– Похоже, спокойная прогулка по вашему логову не проходит. Ладно, сидеть мне здесь с тобой не стоит, сейчас сбегутся.
Генерал встал, подошел к телу охранника, поднял пистолет, проверил обойму и направился к выходу. Раскрыв дверь, остановился, оглянулся и направил пистолет на Воропаева. Заместитель Директора вжался в кресло и прикрылся здоровой рукой.
– Ладно, – Тихорецкий опустил оружие, – живи. Пуля мне еще пригодиться. А знаешь… я ведь мечтал о таком конце. Не в кровати, а с оружием в руках, среди тел врагов. Нельзя же жить вечно!
Генерал закрыл за собой дверь.
XX
К негодованию Ольги, которое она, впрочем, искусно замаскировала под нежной улыбкой, Бойко перебрался поближе к Немезиде и принялся рассказывать ей истории, выдуманные от начала до конца, о своих невероятных приключениях. Богиня, разумеется, понимала, что Олег совершенно бессовестно фантазирует, но слушала с интересом и искренне смеялась его забавным похождениям. Сидевший рядом с богиней Иленев с кислой физиономией пощипывал гроздь винограда. В отличие от опытной Ольги, он не мог сдерживать свои эмоции и выглядел несчастным.
Следует, однако, признать, что у Бойко и в мыслях не было пытаться отбить возлюбленную у Иленева, тем более, что Ольга рядом, и несколько патронов в магазине у нее точно остались. Но отказать себе в удовольствии произвести впечатление на прекрасную женщину Олег был просто не в состоянии.
Гости удобно разлеглись на мягких подушках вокруг низенького столика, уставленного кувшинами вина, фруктами и глубокими мисками с амврозией – пищей богов. Однако на поверку эта самая амврозия оказалась ни чем иным как манной кашей с кусочками фруктов. Похоже, что Немезида, в отличие от Артемиды, не употребляет в пищу мясо. А вот это жалко, потому как после тяжелой битвы восполнять силы манной кашкой как-то не очень… Пришедшие из леса люди и кентавры занимались уборкой дворца после учиненного разгрома и хоронили убитых, так что хозяйка принимала гостей на живописной лужайке, которую на скорую руку застелили коврами. Эти восточные ковры придавали совершенно неуместный для древнегреческого антуража восточный колорит. Солнце уже почти село, и неровный свет факелов, скрадывая яркие дневные краски, придавал этому месту сказочную таинственность.
– Ты мне ничего не рассказывал о своих друзьях, – обратилась Немезида к Иленеву.
Тот наградил Бойко таким взглядом, что наблюдавший за ними Коржавин забеспокоился. Еще не хватало сцен ревности. Боги, монстры и Отелло-Иленев в придачу. Нет, так дело не пойдет.
– Наш друг отличается скромностью, – сказал полковник, – и он безумно влюблен в тебя. В твоих объятьях он забывал обо всем.
– Нет, – рассмеялась Немезида, – в моих объятьях он помнил то, что положено помнить в таких случаях. Но я хотела бы знать о нем побольше.
Бойко, наконец, обернулся, чуть не обжегся от взгляда Ольги и посчитал за благо вернуться к ней.
– Полагаю, богиня, – улыбнулся Коржавин, – ты знаешь нашего друга куда лучше нас.
Богиня улыбнулась несколько жеманно, а Коржавин представил, как неделю назад смеялся бы при мысли о том, что он вот так будет любезничать с самой настоящей богиней, закусывая превосходное вино холодной манной кашей. Одному Богу ведомы пределы эластичности человеческой психики.
Надо сказать, что Немезида очень спокойно отнеслась к гибели своих слуг. Вроде как смерть за повелительницу входит в их прямые служебные обязанности. Похоже, оно сожалела только о том, что теперь за столом прислуживает только единственный выживший – старый кентавр, огромный и неуклюжий, каждый раз, когда он проходил с подносом, Коржавин осторожно отодвигался – не дай бог копытом на ногу наступит, потом неделю хромать придется.
Коржавин пригубил вино и вежливо поинтересовался:
