Дэниэл Абрахам - Тень среди лета
К счастью, хлопковая страда закончилась, и его услуги больше не требовались. Приходили лекари от хая, но Хешай отказывался их принимать. Слуги, которые пытались до него достучаться, скоро поняли, что все вопросы проще задавать Маати. Иногда он действовал, как посредник в переговорах, иногда принимал решения сам.
Его собственная жизнь протекала в неопределенности. Кроме ухода за недужным учителем, ничто его не направляло, и вскоре он научился заполнять досуг, следуя собственным порывам. Когда им овладевала тревога или усталость, он шел читать Хешаеву книгу в поисках идей, которые сможет использовать для удержания Бессемянного. Когда ему становилось совестно, он садился у постели Хешая и пытался вывести его на разговор. Когда мучило одиночество – а это часто случалось, – он разыскивал Лиат Чокави. Иногда она ему даже снилась. Она и тот краткий поцелуй.
Если Маати и путался в своих чувствах к ней, то лишь из-за ее красоты и еще потому, что она была девушкой Ота-кво. Ничего дурного в своих мечтах он не находил, ведь между ними ничего и быть не могло. А потому она оставалась его другом, единственным на весь город.
Он так хорошо заучил ее привычки и места, где она проводила дни, что когда пришло известие – его доставил дворцовый раб вместе с завтраком, – Маати легко ее отыскал. Поляна, которую Лиат показала ему как-то вечером, находилась к западу от пристани. Оттуда открывался вид на побережье – узкий отрезок пляжа. Полуголые деревья и изгиб берега скрывали город из вида. Лиат сидела на нерукотворной скамье из камня, откинувшись на гранитную глыбу в половину своего роста, и смотрела сквозь волны.
Маати шагнул к ней, хрустнув опавшими листьями. Лиат обернулась, увидела его и, ни слова не говоря, снова перевела взгляд на море. Маати расчистил рядом с ней место и сел.
– Значит, это правда? – спросил он. – Амат Кяан ушла с должности?
Лиат кивнула.
– Вилсин-тя, наверное, рвет и мечет.
Она пожала плечами. Маати наклонился вперед, уперев локти в колени. Волны накатывали на песок и всякий раз отступали, чтобы дать место следующим. На востоке с криками кружили чайки, а у горизонта стоял на якоре огромный гальтский корабль. Больше о городе ничто не напоминало. Маати разгребал пяткой кучу сухих листьев, пока не показалась темная земля.
– Ты знала?
– Она мне не сказала, – ответила Лиат. В ее спокойном тоне звучала пустота и отрешенность. – Просто ушла, и все. У нее в доме не осталось ничего, кроме шкатулки конторских бумаг и письма для Вилсина-тя.
– Что ж, значит, она не от одной тебя это скрыла. А почему она ушла, известно?
– Нет, – сказала Лиат. – Я виню себя. Если бы я постаралась, не поставила бы всех в дурацкое положение…
– Ты сделала так, как было приказано. Не будь этот торг двойной игрой, тебя похвалили бы.
– Может быть, – вяло согласилась Лиат. – Теперь-то какая разница! Ее нет. Вилсин-тя мне не доверяет. Я – ученица без учителя.
– Выходит, мы оба.
У Лиат вырвался смешок.
– Похоже на то, – проговорила она и накрыла его руку ладонью, сплела с ним пальцы. У Маати сердце пустилось вскачь, а во рту неожиданно пересохло. Им овладело чувство вроде паники, но светлое. Маати замер: только бы Лиат не убрала руку.
– Как думаешь, где он сейчас? – спросил Маати, призывая дух Оты – своего друга, ее любимого, – чтобы доказать: в этом миге, в этом сплетении пальцев нет ничего дурного. Чистая дружба, и ничего больше.
– Он должен был доплыть до Ялакета. Может, уже там, – сказала Лиат. – По крайней мере, близко.
– Значит, ждать осталось недолго.
– Несколько недель, – поправила она.
– Выходит, все же долго.
– Как Хешай-кво? Ему не лучше?
– Не лучше. И не хуже. Он слишком много спит и слишком мало ест. А борода…
– Выросла?
– Не то слово. Ему точно не мешало бы побриться.
Лиат пожала плечами, и Маати показалось, будто она к нему придвинулась. Значит, вот каково дружить с женщиной, подумал он. Ему нравилось это уютное, согревающее единение.
– Когда я приходила, он выглядел лучше, – заметила Лиат.
– По-моему, при тебе он старается. Почему – не знаю.
– Потому, что я девушка.
– Вполне возможно, – согласился Маати.
Лиат выпустила его руку, встала и потянулась. Маати вздохнул, понимая, что миг прошел – краткий, но прекрасный эпизод его жизни. Он слышал предания старины, где рассказывалось о таких мгновениях юности, которые навсегда остаются в сердце и не покидают человека до самого смертного одра, чтобы в последний сон тот погружался мирно и безмятежно. «Наверное, – думал Маати, – это как раз такой миг. Если уж запоминать, то это: запах моря, безоблачное небо, листья, рев прибоя и рука, хранящая тепло ее прикосновения».
– Значит, мне нужно приходить почаще, – сказала Лиат. – Раз это помогает.
– Не хочу навязываться, – произнес Маати, вставая. – Но если будет время…
– Сомневаюсь, что мне в скором будущем доверят что-либо значительное. Кроме того, мне нравится бывать у вас в доме. Там так красиво…
– С тобой еще красивее, – заметил Маати.
Лиат усмехнулась. Маати жестом поздравил сам себя, на что Лиат отозвалась вопросительной позой.
– Мне удалось тебя развеселить, – объяснил он.
Лиат взвесила его слова, глядя на горизонт, и кивнула, как если бы он указал ей на улицу, не виденную раньше, или на хитрый узор ветвей. Она улыбнулась снова, мягче.
– Пожалуй… Правда, порядка в мире от этого не прибавилось.
– Миром я займусь позже. После обеда. Хочешь, пойдем обратно?
– Да, так будет лучше. Я и так прослыла глупой неумехой. Ни к чему становиться нытиком!
И они отправились в город. Когда Маати мучило беспокойство за Лиат, дорога казалась длиннее. А теперь, как неспешно они ни брели, почти тотчас их окружили городские стены. Поднявшись по Бусинной улице, Лиат и Маати задержались у прилавка, где мальчуган лет восьми с важным видом продавал пирожки в сахарной пудре, послушали нищего, который хрипло, но мелодично выводил песню о своем многопечальном житье, чем растрогал Маати чуть не до слез. Тем не менее они дошли до перекрестка дорог, одна из которых вела к Вилсину, а вторая – к тоскливому Хешаеву дому, еще до полудня.
– Так что, – произнесла Лиат, – зайти к поэту, когда я у себя закончу?
Позу просьбы она приняла так неформально, словно ответ не оставлял сомнений.
Маати изобразил раздумье и следом позу приглашения. Лиат поблагодарила, но осталась стоять на месте. Маати наморщил лоб. Лиат жестами спросила, в чем дело, а он даже не знал, что ответить.
– Лиат-тя, – начал он.
– «Тя»?
Маати поднял ладони. Не то чтобы поза, но смысл передавала. «Позволь мне продолжить».
