Мелани Роун - Звёздный свиток
— Сьонед! — Мааркен быстро подхватил ее, пораженный пепельным цветом ее щек и безжизненно поникшей головой. Отточенный навык помог ему удержать цвета Сьонед в полном соответствии с образцом, вернуть и восстановить их перед тем, как она потеряла сознание. Теперь ей не угрожала опасность потеряться в тени. Но глубокий обморок Сьонед лишил Мааркена присутствия духа. Дрожащая и побледневшая, Фейлин помогла ему уложить принцессу на землю.
— Мааркен, что за чертовщина?
— Не знаю… Я не касался дракона, так что понятия не имею, что она увидела и почувствовала. — Он положил ее голову на одну руку и осторожно похлопал по щекам другой. — Сьонед!
— Ведь это не может плохо кончиться, правда? Она не кричала, как в прошлый раз. Да и дракон тоже. — Фейлин сняла с пояса кожаный бурдючок с водой — предмет, который обитатели Пустыни никогда не забывали взять с собой где бы они ни были — и дала Сьонед напиться. Принцесса слегка глотнула, но это было чисто рефлекторное движение: ничто не показывало, что она собирается прийти в себя.
Мааркен увидел быструю тень и посмотрел вверх. Другие драконы улетели, но красноватая все еще была здесь; внутренняя поверхность крыльев драконши блестела, пока она кружилась над погребальным костром. Она закричала, издав тихий, горестный всхлип, затем спикировала вниз, чтобы взглянуть поближе, снова взлетела и с жалобным воем начала кружить прямо над ними.
— Она беспокоится о Сьонед, — прошептала Фейлин. — Это возможно?
Сьонед наконец пошевелилась и неуверенно приподнялась. Она сделала слабое движение рукой, словно защищаясь от чего-то, а затем открыла глаза.
— Как ты себя чувствуешь? — тревожно спросил Мааркен.
— Болит голова… и боль спускается в ноги. Мааркен…
— Ты ничего не помнишь?
— А что я должна помнить? — нахмурилась она.
— Не знаю. Я был недостаточно близко, чтобы видеть это самому. Но ты коснулась дракона, Сьонед. Должно быть, ты это сделала.
— Правда? — Она села, обхватила руками колени и прижалась к ним грудью. — Я помню, что хотела чего-то и просила поддержать меня, но после этого…
— Я думаю, лучше всего отнести миледи в замок и положить в постель, — сказала Фейлин. Сьонед охнула, когда Мааркен и Фейлин попытались помочь ей встать.
— О Богиня, я чувствую себя так, будто провела в Долгих Песках весь осенний сезон бурь. — Внезапно она посмотрела вверх на кричащую драконшу. — Она все еще здесь!
Красноватая, летавшая над озером, внезапно подлетела вплотную к Сьонед и взглянула на нее большими прекрасными темными глазами. Затем она затрубила; звонкая серебристая нота эхом отдалась в кратере, а драконша улетела в Пустыню.
Фейлин переглянулась с Мааркеном и сказала:
— Я слышала это в ее голосе.
Он кивнул.
— Думаю, я видел это в ее глазах. Она рада, что со Сьонед все в порядке и что она может вернуться к остальным. — Мааркен задумчиво посмотрел на тетю. — Что-то произошло между вами. Я бы сказал, что вы подружились.
ГЛАВА 11
В 701-м году, в год Великого Мора, дворец в прибрежном поместье лордов Визских превратился в госпиталь для больных. К середине лета он стал мавзолеем. Несожженные тела гнили в комнатах и в коридорах, так как не хватало смелых людей, которые решились бы войти в здание с риском заразиться самим. Одним из последних решений старого лорда Джервиса стал приказ о сожжении его дворца — как для того, чтобы почтить память мертвых, так и для предотвращения дальнейшего распространения заразы. Джервис умер в день пожара, и тело старика перенесли из дома, в котором его семья нашла себе убежище, в прекрасное старое поместье у моря — чтобы сжечь вместе с дворцом и умершей прислугой.
Когда опасность миновала, вдова старого лорда перевезла выживших родственников в городской дом. За прошедшие годы лорд Лиелл купил дома по соседству, соединил их, прорубил стены, а часть снес, чтобы расчистить место под сады, добавил новых комнат, лестниц и переходов для соединения разных уровней. Дом стал пригодным для жилья, но в целом представлял собой причудливую композицию из тридцати комнат на пяти уровнях. Он не обладал ни элегантностью, ни величием приморского дворца, но это уродливое здание имело одно важное преимущество — по крайней мере, так считала леди Киле. Никто не смог бы уследить за всеми его входами и выходами, и это ее устраивало.
Миновав одну из дверей, она попала в помещение, которое некогда служило кухней; теперь же здесь располагалась кладовка. Она накинула тяжелый плащ, чтобы защититься
от вечерней прохлады, которой тянуло с залива Брокуэл. Никто не видел, как она через черный ход вышла в сад и проскользнула к задней калитке. Леди Киле миновала дома зажиточных торговцев и придворных, срезала путь через парк и стремительно зашагала по направлению к гавани. Местом ее назначения была ничем не примечательная хибара в глубине вонючего переулка. Дом снимала для Киле ее старая нянька Афина, и человеку, который открыл дверь, было приказано ждать прихода знатной гостьи.
— Милади , — сказал он голосом, таким же просоленным, как и его шкура, неуклюже поклонился и провел ее в дом. — Он наверху и, похоже, сильно не в духе, милади.
Она пожала плечами и обвела взглядом жалкую комнатушку и женщину с грязными волосами, которая, сидя у камина, демонстративно пересчитывала золотые монеты. По заплеванному, грязному полу леди Киле прошла к лестнице. Мужчина шагал следом; треск и стоны полусгнившего дерева сопровождали их на всем пути. Жар и дым очага усиливал зловоние. Она прижимала к лицу носовой платок, вдыхая сильный аромат духов.
— Здесь, милади. — Мужчина плечом открыл большую дверь. Киле сделала глубокий вдох, чтобы успокоить нервы, и немедленно пожалела об этом, так как тут же ощутила сильный запах мужского пота, проникший даже сквозь прижатый к лицу шелк.
— Он не знает, что вы пришли, — добавил человек.
— Хорошо, оставь нас. Уверяю тебя, я буду в полной безопасности.
Ее взгляд остановился на высокой фигуре, прислонившейся к чему-то за пределами пространства, освещенного свечами, и стоявшей спиной к двери. Ржавые петли скрипнули, и Киле оказалась в комнате наедине с человеком, который мог быть, а мог и не быть ее братом.
— Он прав. Я не знал, что ты будешь здесь, к тому же в такое мерзкое время!
Она окаменела от гнева, но, скомкав платок в руке, заставила себя улыбнуться.
— Впечатляюще! Интонации почти как у моего отца! Да и высокомерие тоже. Давай посмотрим, похож ли ты на него внешне. Подойди к свету.
— У нашего отца, — поправил он, повернулся и сделал несколько шагов вперед.
