Юлия Фирсанова - Буря приключений
Заблаговременно постелив на быстро остывающий песок кое-что из одежды (особенно пригодился широкий плащ пирата), боги улеглись, отпуская шутливые реплики насчет того, что никто не догадался захватить с собой в бой палатку. Жалкая и довольно жесткая постель, единственным преимуществом которой была относительная ровность, не могла сохранить дневной жар. Но путешественники и не претендовали на такую роскошь, они всего лишь рассчитывали хоть немного отгородиться от вездесущего песка, норовящего проникнуть в каждую дырочку и всласть поцарапать тело. Особенно нелегко пришлось Мелиору и Элии, родственники возились, пытаясь устроиться поудобнее, но в конце концов затихли и они.
Почти неслышно и удивительно мирно сопел переполненный дневными впечатлениями деятельный Элегор. Неподвижно замер скованный дремотой недоверчивый принц, светлые волосы рассыпались, чуть прикрыв сосредоточенное даже в минуты отдыха лицо. Только Элия, обычно засыпавшая легко и быстро, никак не могла сомкнуть глаз. Нахальный изменщик сон почему-то не шел. Промаявшись с час и решив, раз уж не удается заснуть, стоит немного пройтись, принцесса осторожно, чтобы не потревожить спящих, скатилась со своего кусочка плаща. Силуэт Кэлберта виднелся невдалеке справа. Пират методично обходил лагерь круговым дозором, зорко вглядываясь во тьму. Поднявшись на ноги, богиня тихонько удалилась от бивуака на несколько метров.
Элия повернулась спиной к лагерю и, постелив свой эльфийский плащ, присела на верхушке ближайшего невысокого бархана. Положив на колени сцепленные руки, женщина устремила взор в бездонную, безжизненную черноту ночи. Тонкая рубашка не грела тело, но, как принцесса сказала Элегору, запевшая кровь вампиров не давала ей почувствовать ледяного прикосновения холода пустыни. Напротив, сердце стучало чаще, чем обычно. А тонкие ноздри раздувались, стараясь уловить запах живого. Тщетно…
Богине доводилось несколько раз бывать в пустынях, но никогда еще не встречала она такой мертвенной пустоты. Не стрекотали насекомые, не летел перекати-поле, подгоняемый озорником-ветром, не пересвистывались в норках грызуны, не шуршали змеи, не приветствовали ночную прохладу вышедшие на охоту хищники. Если б не легкое потрескивание остывающего песка, безжалостная стерильная тишина могла бы свести с ума. Тишина и яркие, как глаза демонов, огни далеких звезд, рассыпавшихся по темному небу.
— Не спится? А может, решила проверить, несу ли я добросовестно вахту или мстительно точу на вас саблю? — Чуть насмешливый, глубокий бархатный голос неслышно подошедшего пирата разорвал тоскливую магию безмолвия.
Элия уже ощущала его приближение, чувствуя жаркий ток буйной крови и мощное ровное биение сердца, но, занятая своими размышлениями, воспринимала Кэлберта как-то отстраненно. Слова пирата разбили тонкую паутину мыслей богини.
Принцесса прервала непрерывную обкатку многочисленных версий, касающихся нынешней ситуации, и мягко ответила:
— Просто не идет сон. Ты ведь не настолько глуп, чтобы убить нас раньше, чем выберешься из этой передряги, брат. А посему никаких проверок. К чему тратить лишние силы…
— Угу… — пробормотал Кэлберт, немного потоптался на месте и все-таки присел рядом с Элией (богиня подвинулась уступая ему кусочек места на плаще). Чуток помолчав, бог задал интригующий его вопрос: — Почему ты стала называть меня братом?
— Факты — вещь упрямая, Кэлберт, а доказательства родства получились, на мой взгляд, чересчур очевидные. — Принцесса горько усмехнулась, обведя рукой окрестности.
— Н-да, но я же ублюдок, — мужчина словно выплюнул из себя ненавистное слово, все еще преследовавшее его далеким эхом из детства, — сын шлюхи, как сказал Мелиор. И, будь проклят мой породистый родственничек, он прав…
— Не имеет значения, — весьма категорично отрезала богиня. — Кровь королевского дома Лоуленда сильнее любой другой, и именно она течет в твоих венах, никакие случайные примеси не сделают ее голос слабее. Извини, мне нет дела до того, кем была твоя мать, брат, достаточно того, что я знаю, кто является твоим отцом. А ты истинный сын Лимбера, вы с ним настолько похожи, что установить родство можно на глаз. Мало портретного сходства, есть и повадки. Кроме того, — принцесса сделала многозначительную паузу, давая пирату возможность подготовиться к своей следующей фразе, — породистость, как ты выразился, признак легко изменяемый. Существуют прецеденты, когда незаконнорожденных отпрысков признавали официально, вплоть до присвоения титула, приравнивающего их к детям, зачатым в законном браке.
— И что для этого нужно сделать? — невольно вырвался у Кэлберта вопрос, слова принцессы произвели на него сильное впечатление, гораздо более сильное, чем он был готов признаться даже самому себе. Они, эти слова, словно толкнули его назад, во времена далекого детства…
Мать Кэлберта действительно была портовой проституткой среднего пошиба. Некогда очень хорошенькая, она, увлекшись бутылкой, быстро покатилась по наклонной плоскости. Дав ненужному ребенку жизнь только потому, что не успела вовремя смотаться к травнице и избавиться от нежелательной беременности, женщина сбросила младенца на руки своей старшей сестре — бездетной жене кабатчика, оставив ему в наследство только звучное, красивое, неизвестно от кого из клиентов слышанное прежде имя — Кэлберт. Ну а приемная мать, подцепив какую-то хворь, сгорела в считаные дни в ту пору, когда малышу исполнилось два года. Женившийся вдругорядь на молоденькой кабатчик без всяких угрызений совести, за неимением таковой, выбросил мальчонку на улицу.
Он рос без всякого присмотра, как бродячий щенок, в трущобах вечно шумного портового города, где никому не было дела до маленького, худого, постоянно голодного мальчишки. Кэлберт воровал, дрался, подчас и убивал не то что за кусок, за корку хлеба, но горячая кровь Лоуленда не дала ему окончательно опуститься и превратиться в нищего попрошайку. Цепкий ум жаждал пищи — знаний. Мальчонка даже выучился считать и писать у старого полуслепого нищего, прежде бывшего писцом на большом складе. За еду, наворованную для него прилежным учеником, старик поведал Кэлберту все, что знал, от всего сердца надеясь, что наука поможет сметливому мальчонке пробиться в люди. Но Кэлберт никогда не помышлял о возможности обрести теплое тихое местечко и крышу над головой. С ранних лет паренька, заслушивавшегося удивительными историями бывалых морских волков, рассказываемыми за кружкой эля в тавернах, неудержимо манил к себе Океан Миров и все связанное с ним. Долгими холодными ночами в маленьком подвальчике, съежившись на грязном драном матрасе, набитом прелой соломой и клопами, кутаясь в груду тряпья, чтобы хоть капельку согреться, Кэл — тогда ему казалось насмешкой собственное вычурное имя — грезил о великом Океане, представляя себя капитаном огромного парусника или даже адмиралом целого флота. Он часами глазел в порту на приходящие и отправляющиеся в плавание корабли, и не только глазел. Очень скоро, путаясь под ногами у моряков, подслушивая их разговоры, оказывая мелкие услуги за пару медных монеток, мальчишка начал прекрасно разбираться во всем, что касалось морского дела: строении судов, искусстве управления ими, терминах оснастки и грязных ругательствах. Мальчик часами вязал морские узлы, чтобы ладони обрели необходимую грубость, а пальцы проворство, как кошка ночами лазил по крышам, упражняя в гибкости тело, накачивая мускулы. Кэлберт даже стал предводителем небольшой шайки беспризорных сверстников, и отважного, скорого на расправу мальчугана с острым ножиком не рисковали задирать даже старшие парни. Но юный бандит стремился к большему, потихоньку он начал копить деньги на приличную одежонку. Кэлберт рассчитывал наняться юнгой пусть и на самую захудалую калошу. Счастливый случай помог ему пробиться в люди.
