Анна Невер - Обжигающий след
— Целая стая! — громко шептал один из них.
— Ага. Не меньше дюжины.
Войнова резко обернулась, и юноши остановились: из ведра под ноги капитанской дочери выплеснулась колодезная вода, омыв носки ее ботинок.
— Ой, прощеньица просим, — стушевался широкоплечий Федот.
— Ничего, — отмахнулась. — Вы, кажется, говорили что-то о волках? Что случилось? Кто пострадал?
Парни встрепенулись, поставили ведра, подбоченились, предвкушая возможность похвалиться осведомленностью. И заговорили, перебивая один другого.
— Ужель не слыхали, Тиса Лазаровна? Станица приметила стаю в лесу недалеко от перевала! Всю ночь, говорят, выли. Пошли шукать, а там…
— Все волчары как один дохлые! — подхватил Егор. — Только шкуры да костяки от них остались.
— Видать, заразная хворь свалила.
— Странно, — протянула Тиса.
— Ага, — кивнул Федот.
— Но нам-то от этого только лучшей, — засмеялся Егор, довольный произведенным впечатлением на девушку. — Клыки у них что шипы грабельные. Во такие! Таким толича на клык попадешься — хребет сломают. Вот у нас в деревне случай-то был. Сосед мой Лукич в Небелов день упился, дурак, и решил срезать путь через лес. Да так и сгинул — волки загрызли. Нашли потом его шапку да армяк разодранный в снегу.
Поблагодарив новобранцев, Тиса быстро ретировалась восвояси, пока еще что-нибудь эдакое не поведали из доброты душевной. Надо же. Ну хорошо, что не люди пострадали, а стая отчего-то издохла. Войнова поймала себя на мысли, что ей жаль зверей. А то, что эти звери не так давно чуть было не схарчили ее на обед…
Впрочем, вскоре она забыла о волках, занявшись насущными делами. Пасмурный день заставил пересмотреть вещи в шкафчике. Летние платья сменились на осенние и зимние свитера и юбки. На полке полноправно разместились шерстяные платки, шарфы и перчатки. А из сундучка на дне шкафа теперь дружно выглядывали теплые вязаные носки. Лишь одно легкое платье хозяйка пока не спрятала, боясь его помять, — платье, сшитое Комаровой. Она с улыбкой потрогала кружева, вспоминая восхищенный взгляд Трихона, когда он увидел ее в этом наряде. Нет, это платье пусть повисит пока здесь.
Закончив у себя в комнате, Тиса взялась за мужской гардероб: она проводила такую ревизию от сезона к сезону, пока капитан отсутствовал, руководя тренировками на плацу. А потом он делал вид, что не замечает перемены в собственном шкафу.
Наведя порядок в вещах отца, Войнова отобрала тройку сорочек, требующих починки, и уже собиралась покинуть спальню родителя, когда ее привлекла свисающая из выдвижного ящика тумбы цепочка. Тиса потянула за нее и вытащила медальон, который маятником закачался в ее руке. Затаив дыхание, она положила подвеску на раскрытую ладонь и подняла створку, прекрасно зная, что увидит. С портрета на нее глядела женщина. Пышные курчавые волосы спадали на ее плечи, медовые глаза лучились, а на губах светилась печатью тайны еле заметная улыбка. Какое-то время Тиса рассматривала родные черты. Оказывается, медальон все это время был у батюшки, а она думала, что давно утерян.
Голову заполнили картинки из прошлого… Неожиданно для себя девушка поняла, что они уже не вызывают былую горечь. Прошлое отпустило, словно повзрослевший ребенок любимую куклу. Настоящее, тесно связанное с Трихоном, заполнило былую душевную пустоту.
— Мама, я так счастлива с ним, — прошептала Тиса, улыбаясь и даже не подозревая, насколько при этом похожа на ту, что изображена была на портрете.
— Ты отправилась на край империи. Оставила родительский дом, подруг, чтобы быть рядом с мужем. Ведь так? Любовь — это жертва, говорила ты. «Легко впасть во зло, но трудно пронести факел любви сквозь время, согревая его теплом ближних своих», — девушка погладила рамку медальона. — Сейчас я точно знаю. Я хочу пронести этот факел с ним, мама. Пусть даже мне придется стать причиной сплетен. И покинуть родной край.
Какое-то время дочь еще рассматривала портрет, затем поцеловала и вернула подвеску на место.
Расположившись в гостиной, Войнова починила прохудившиеся рубашки, пришила пару пуговиц. Затем понесла сорочки в прачечную, ощущая душевный подъем от приближения вечера и скорой встречи с Трихоном. Завернув за угол корпуса, Тиса резко остановилась и попятилась назад. У порога в общую баню Витер отчитывал подчиненного и, слава Единому, при этом стоял спиной к ней.
— Где он? — пытал солдата старшина. — Только посмей мне соврать, Дворов!
— Никак не знаю, Витер Дмитриевич, — рыжий детина вытянулся перед старшим по званию.
— Лжешь! Где Якшин, я спрашиваю?
Василь молчал.
— Дружка, значит, решил покрывать? А ну-ка пшел монатки собирать! — рассвирепел старшина.
— Как монатки? Куда монатки? — заныл Василь.
— Туда! Полетишь из части к ядрене матрене! Понял?!
— Только не выгоняйте меня, пожалуйста, ваше благородие! — взмолился Василь. — Я ж говорю: он, верно, курить вышел.
— Ты меня за дурака держишь, что ли?! — взбесился Крохов.
Тиса скрылась за углом как раз вовремя — старшина повернул голову, но не заметил ее. Посмотрев на рубашки в своих руках, девушка решила, что лучше отнесет их позже. Чувствуя досаду, вернулась в дом. Значит, Трихон без спросу покинул часть, и Витер об этом знает. Плохо.
Но по-настоящему забеспокоилась она, когда шкалуш не появился в обычное время, отведенное для прогулки вдвоем. В гостиной Тиса поочередно глядела то на циферблат на запястье, то в окно, за которым уже вечерело. Прождав тщетно пару часов, хозяйка прошла на кухню. Стряпуха коротким ухватом сняла с печной плиты горшок.
— А, девонька, никак проголодалась? Так я и знала. Борщ на обед пустым получился.
— Нет, — поторопилась ответить Тиса. — Я повременю пока с ужином. Камилл, ты не видела Трихона?
— Якшина, что ль? Нет. — Кухарка подняла крышку и понюхала овощное рагу. Удовлетворенно кивнула. — Но если тебе нужна помощь, я сейчас из кладовки Егора кликну. Он минут пять как туда мне мешок с перловкой понес.
— Не нужно, спасибо. Мне не к спеху.
Девушка вернулась в гостиную и присела в кресло. Без особой цели взяла в руки трактат об истине и раскрыла, не сразу вспомнив, что в последний раз оставляла книгу в библиотеке. Позже удивилась — кто-то принес трактат в гостиную. Смутная догадка заставила ее пролистать страницы. Так и есть. В следующий после закладки разворот был вложен листок. Войнова развернула его. Пара строк ровным твердым почерком гласила:
«Милый, дорогой сердцу друг,
Возможно, обстоятельства сложатся так, что я вынужден буду упустить радость увидеться вечером с вами. Прошу простить меня великодушно и милостиво встретиться со мной следующим днем в три часа после полудня».
Листок не подписан, но она была уверена, что записка принадлежала Трихону. Девушка еще раз перечитала строки и улыбнулась. Ганна права: слишком витиевато для горца. Но как же он уже хорошо ее знает! В этот трактат заглядывала только она, и частенько тогда, когда мысли требовали порядка. Прежде чем отнести книгу в библиотеку, Тиса долго рассматривала почерк, размышляя, что же это за обстоятельства, о которых говорит в записке Трихон? В любом случае, завтрашняя встреча все прояснит. А сегодня ей придется коротать вечер одной.
* * *Туман сменился холодным дождем. Капли хлестали по лицу так, что она не сразу разглядела, где находится. Ночной лес обступал со всех сторон густым сумраком. Ноги несли ее вперед, свозь чащу. Под сапогами ломался хворост, а мокрые ветви кололи щеки и шею.
— Вот твари! — зло выругались ее губы сиплым мужским голосом. Вдалеке показалось небольшое зарево над макушками сосен. Пожар?!
— Чтоб вас медведь задрал! — Дождь полил сильнее, залепил глаза, скатился за шиворот холодной змейкой, но девушка не сбавила ход.
Зарево становилось ярче. Да, так и есть, горит лес. Сейчас. Вот к этой поляне! Тропа оборвалась…
Руки достали из-за спины стреломет кустарной работы.
— Драконовы ублюдки! Я вам сейчас покажу! Вы у меня поймете, как здесь хозяйничать!
Тиса раздвинула в стороны еловые лапы и осмотрела поляну. Зрение не слушалось, снова размывая действительность. Однако было ясно — на другой стороне поляны полыхал огонь высотой в полроста деревьев. Тиса с трудом выделила четыре человеческие фигуры на фоне алого кострища.
Толстые пальцы ловко заправили штырь в желоб стреломета. Миг — и руки вскинули оружие, глаз прицелился.
— Сейчас, сейчас, — шептали губы.
Тиса не успела крикнуть «Не стреляй!», как один из четверых рухнул на землю, а через пару секунд — второй.
— Какого лешего? — в хриплом голосе сквозила растерянность. Руки коснулись лунки — дрот лежал на месте неспущенным. Тиса снова подняла глаза. Уже третий человек упал в траву. Неужели заметили ее? Что было с четвертым, Тиса так и не узнала.
