Анджей Сапковский - Зерно правды
— Нет, не хочу.
— Может, это и к лучшему, — разинуло пасть чудовище. — Барышень забавляло, когда я начинал рисоваться перед ними, и в доме осталось ужасно мало целых стульев.
Нивеллен зевнул, при этом его язык свернулся в трубочку.
— Утомила меня эта болтовня, Геральт. Короче говоря, потом были ещё две — Илька и Венимира. Всё было в точности так же, аж до тошноты. Сперва смесь страха и осторожности, потом нить симпатии, усиленная небольшими, но дорогими подарками, потом "Загрызи меня, съешь меня всю", потом возвращение папочки, нежное прощание и всё более ощутимый убыток в сокровищнице. Я решил делать более длинные перерывы на уединение. Конечно, в то, что девичий поцелуй изменит мою внешность, я уже давно перестал верить. И примирился с этим. Больше того, я пришёл к заключению, что хорошо так, как есть, и никаких перемен не нужно.
— Никаких, Нивеллен?
— Ах, если бы ты знал. Говорил я тебе — здоровье, как у быка и соответствующая сила, — это раз. Во-вторых — моя внешность действовала на девиц как афродизиак. Не смейся! Я больше чем уверен, будь я человеком, мне пришлось бы здорово набегаться, чтобы добраться до такой, для примера, Венимиры, которая была весьма красивой барышней. Сдаётся мне, на такого, как на том портрете, она бы даже не взглянула. И, в третьих, безопасность. У папаши были враги — несколько из них остались в живых. У тех, кого отправила в землю дружина под моим жалким руководством, были родственники. В подвалах есть золото. Если бы не ужас, который я внушаю, кто-нибудь за ним бы пришёл. Да хоть бы селяне с вилами.
— Кажется, ты полностью уверен, — сказал Геральт, поигрывая пустым бокалом, — что в теперешнем облике никому не доставил хлопот. Ни одному купцу, ни одной дочке. Ни одному родственнику или жениху дочки. А, Нивеллен?
— Оставь, Геральт, — возмутилось чудовище. — О чём ты говоришь? Отцы не помнили себя от радости. Говорил я тебе — я был таким щедрым, что нельзя себе представить. А дочки? Ты не видел их, когда они сюда приезжали — в грубых поношенных платьишках, с лапками, выщелоченными от работы, ссутуленных от переноски бадей. У Примулы даже после двух недель пребывания у меня оставались на спине и ляжках следы ремня, которым её драл папаша-рыцарь. А у меня они ходили как княжны, в руки брали исключительно веер, даже не знали, где здесь кухня. Я одевал их и увешивал безделушками. Наколдовывал по первому требованию горячую воду в жестяной ванне, которую папаня своровал ещё для мамы в Ассенгарде. Представь себе — жестяная ванна! Редко какой правитель округа, да что я говорю, — редко какой владыка имел у себя жестяную ванну. Для них это был дом из сказки, Геральт. А что касается постели, то… Зараза, невинность в наше время встречается реже, чем скальный дракон. Ни одной я не принуждал, Геральт.
— Но ты подозреваешь, что кто-то мне за тебя заплатил. Кто мог заплатить?
— Прохвост, который пожелал получить остатки моей сокровищницы, а дочерей у него больше не было, — отчётливо произнёс Нивеллен. — Людская алчность не знает границ.
— И никто другой?
— И никто другой.
Оба молчали, вглядываясь в нервно подрагивающее пламя свечей.
— Нивеллен, — заговорил ведьмак. — Сейчас ты один?
— Ведьмак, дорогой — ответило чудовище немного помолчав, — я думаю, в-общем-то я должен обругать тебя сейчас последними словами, взять за шиворот и спустить с лестницы. Знаешь за что? За отношение ко мне как к недоумку. Я с самого начала вижу, как ты прислушиваешься, как посматриваешь на дверь. Ты хорошо знаешь, что я живу не один. Я прав?
— Прав. Извини.
— Зараза с твоими извинениями. Ты её видел?
— Да. В лесу, возле ворот. Это та причина, по которой купцы с дочками с некоторых пор уезжают отсюда ни с чем?
— Стало быть и об этом ты знаешь? Да, причина в этом.
— Позволь тебя спросить…
— Нет. Не позволю.
Снова воцарилось молчание.
— Что-ж, твоя воля, — сказал, наконец, ведьмак, вставая. — Благодарю за гостеприимство, хозяин. Время трогаться в путь.
— Правильно, — Нивеллен тоже встал. — По некоторым причинам я не могу предложить тебе ночлег в замке, а ночевать в этих лесах не советую. С тех пор, как округа обезлюдела, по ночам тут нехорошо. Ты должен вернуться на тракт до сумерек.
— Я буду осторожен. Уверен, что тебе не нужна моя помощь?
Чудовище поглядело на него искоса.
— А ты уверен, что мог бы мне помочь? Смог бы снять это с меня?
— Не только такую помощь я имел в виду.
— Ты не ответил на мой вопрос. Хотя… Пожалуй, ответил. Не смог бы.
Геральт посмотрел ему прямо в глаза.
— Вам тогда не повезло, — сказал он. — Из всех святынь Гелиболя и долины Нимнар вы выбрали именно храм Цорам Аг Тера, Львиноголового Паука. Чтобы снять заклятие, наложенное жрицей Цорам Аг Тера, нужны знания и способности, которыми я не обладаю.
— А кто обладает?
— Однако тебя ведь это не интересует? Ты говорил, хорошо так, как есть.
— Как есть — да. Но не как может быть. Я опасаюсь…
— Чего ты опасаешься?
Чудовище остановилось в дверях комнаты, повернулось к Геральту.
— Мне надоели твои вопросы, ведьмак, которые ты всё время задаёшь вместо ответа на мои. Видно нужно тебя соответствующим образом спрашивать. Послушай, с некоторых пор у меня отвратительные сны. Может, слово "чудовищные" подошло бы лучше. Правильно я опасаюсь? Коротко, прошу.
— Утром, как проснёшься, не бывало у тебя испачканных ног? Хвои в постели?
— Нет.
— А не бывало…
— Нет. Коротко, прошу.
— Ты правильно опасаешься.
— Можно этому помочь? Коротко, прошу.
— Нет.
— Наконец-то. Идём, я провожу тебя.
На подворье, когда Геральт поправлял вьюки, Нивеллен погладил лошадь по ноздрям, похлопал по шее. Плотка, обрадованная ласке, наклонила голову.
— Любит меня зверьё, — похвасталось чудовище. — И я их тоже люблю. Моя кошка, Обжорочка, хоть и убежала сперва, потом ко мне вернулась. Долгое время она была единственным живым существом, разделявшим со мной мою горькую участь. Вереена тоже…
Он замолчал, скривил пасть. Геральт усмехнулся.
— Тоже любит кошек?
— Птиц, — ощерил зубы Нивеллен. — Проговорился, зараза. Э-э, да что там. Это не очередная купеческая дочка, Геральт, и не ещё одна попытка найти зерно правды в старых байках. Это нечто серьёзное. Мы любим друг друга. Если засмеёшься, я дам тебе в морду.
Геральт не засмеялся.
— Твоя Вереена, — сказал он, — вероятно, русалка. Ты знаешь об этом?
— Догадываюсь. Худощавая. Чёрная. Говорит редко, на языке, которого не знаю. Не ест человеческую еду. По целым дням пропадает в лесу, потом возвращается. Это типично?
