Ник Винсент - Молоты Ульрика
— Да я не знаю, как! Я не знаю, что и предположить! Я все время думаю о Юргене и о том, как он командовал Я постоянно пытаюсь думать как он, чтобы вспомнить все его уловки и маневры. И знаешь что? Я не могу вспомнить ничего! Все те битвы, в которых мы победили… я помню их все, но планы, которые лежали в основе каждой из них, вспомнить не могу!
— Успокойся и поразмысли, Ганс, — сказал Грубер с тяжелым вздохом. — Как насчет Кернских Врат? Помнишь? Победу тогда принесло ложное отступление и удар в тыл оркам.
— Да, я помню. Правильный тактический ход.
— Точно! — согласился Грубер. — Только эта идея принадлежала вовсе не Юргену. Это Моргенштерн отличился.
— Ты прав, — сказал Ганс, и его лицо прояснилось. — И АО же самое было при осаде Альдобарда… по-моему, фон Глик предложил тогда атаку с двух сторон.
— Именно, — поддакнул Грубер. — Юрген был действительно хорошим вожаком. Он мог распознать хорошую идею среди всего бреда, который слышал. Он умел слушать людей. Отряд — это сила, Ганс Мы держимся вместе или гибнем поодиночке. И если у одного из нас появляется хорошая идея, опытный вожак знает, что не стоит быть слишком гордым, и принимает ее.
— Итак? — произнес Ганс, стараясь говорить как можно более спокойно. — Есть идеи?
Поздний зимний ветер вздыхал в вязах. Воины зябко ежились, кто-то кашлял.
— Бьюсь об заклад, я знаю… — начал было Аншпах, но его слова утонули в общем стоне.
— Давайте выслушаем его, — сказал Ганс, надеясь, что поступает правильно.
— Ну, я люблю пари, — сообщая эту «новость», Аншпах встал, обращаясь к храмовникам. — Да многие люди любят поставить пару монет на то, на се. Знаете, это шанс выиграть, выиграть что-то важное и ценное, нечто большее, чем то, что вам дает обычная жизнь. Эти твари не исключение. Они, конечно, жаждут отмщения за поруганное капище, но не так сильно, чтобы рисковать своими вонючими шкурами в лобовой атаке на тяжелую конницу. Кто поставит на них при таком раскладе? Они лучше сохранят свою жизнь. Но если мы соблазним их чем-то большим — чем-то, что оправдает их риск в случае удачи, — мы сможем выманить их Это мой план — искушение крупной ставкой. Готов спорить, он сработает.
Были кивки, были смешки. Дорф беспрестанно насвистывал. Моргенштерн скрыл отрыжку схожим по звуку хохотом. Ганс улыбнулся. В первый раз между Белыми Волками возникло легкое подобие единства, когда все их мысли были направлены на решение одной задачи.
— Но что мы им предложим? — спросил Каспен.
Аншпах пожал плечами — Я над этим работаю. У нас есть золото и серебро, можем насобирать довольно много. Может, горшок монет…
Ваддам рассмеялся.
— Ты что, серьезно? Их этим не подкупишь. Зверолюды не особо ценят золото.
— Ну а что у нас еще есть? — задумчиво скребя синюю щеку спросил Шелл.
— Вот это, — ответил Арик и поднял Знамя Весса.
— Ты с ума сошел! — вскричал Эйнхольт. Спокойный, сдержанный воин, он редко говорил что-то вообще, и уж конечно не таким тоном. Этот всплеск расшевелил всех. Арик колебался, глядя в перекошенное шрамом и презрением лицо Эйнхольта, надеясь найти в его глазах хоть каплю понимания.
— Подумай! Подумай о почете, о славе, которую они добудут среди своего гнусного племени, если захватят этот стяг Подумай о той победе, которую он будет представлять, — промолвил наконец Арик.
— А ты подумай о позоре, которым мы покроем себя, если потеряем эту штуку, будь она неладна! — напал на него Ваддам.
— А мы не потеряем, — сказал Арик. — В этом все дело. Знамя достаточно ценно, чтобы выманить их из леса…
— … и достаточно ценно, чтобы мы дрались за него до последнего. — закончил фон Глик. — Хороший план. Ганс кивнул.
— Ну, — спросил Дорф, — что, мы… просто оставим его под открытым небом?
— Слишком очевидно, — отрезал Ганс.
— Да и я его не оставлю, — жестко сказал Арик. — Это мой долг. Я не могу оставить знамя. Ганс пошел вдоль круга людей.
— Значит, Арик остается со знаменем. Остальные скрываются в засаде и ждут момента для удара.
— Арик не может остаться один, — начал Грубер.
— Это все еще будет выглядеть неестественно, — добавил Аншпах. — Кто-то должен пойти с ним.
— Я останусь, — подал голос Ваддам. В его глазах горела ярость. Ганс знал, что молодой воин страстно желал загладить свою вину.
Он уже был готов кивнуть, когда заговорил фон Глик.
— Смелое предложение, Ваддам. Но ты больно хорош в конной лавине, чтобы оставлять тебя с Ариком. Позволь мне посторожить знамя, Ганс. Я, Крибер и Арик будем неплохой компанией. Враги сочтут, что молодой знаменосец был оставлен присматривать за трупом и умирающим.
— Да, это будет куда более убедительно, — сказал Аншпах.
— Я останусь с ними, — поднялся Грубер — Они будут ожидать по меньшей мере двух человек. К тому же у меня конь охромел.
Ганс оглядел их всех.
— Согласен! За дело! Во славу Ульрика и в память Юргена!
Десять всадников взобрались в седла и тронулись через поляну, чтобы раствориться в темноте леса. Ганс задержался.
— Пусть волк бежит рядом с вами! — сказал он Арику, Груберу и фон Глику.
Арик и Грубер устроили раненого рыцаря поудобнее около разрушенного алтаря. Накрыв тело Крибера попоной, они отпустили стреноженных лошадей и разожгли костер Арик воткнул древко знамени в глинистую почву.
— Тебе не надо было оставаться, — сказал он Груберу.
— Еще как надо, — просто ответил Грубер. — Очень даже надо.
Вечер опустился на поляну, низкое небо покрылось темными завитками облаков. Косой дождь бил в землю, а промозглый ветер трепал края старого знамени и со свистом носился между деревьями.
Четверо не отходили от огня — двое живых воинов не хотели, а мертвый и полумертвый рыцари не могли. Глаза фон Глика темнели как небеса, затягиваемые тучами. «Ульрик, — бормотал он, глядя в холодное небо, — пусть они придут».
Грубер дотянулся до руки Арика и сжал ее. Это послание не требовало перевода. Ежась от холода, два человека подняли боевые молоты и встали на ноги, глядя на другой конец поляны.
— Священное пламя, Арик, брат мой, — сказал Грубер, — сейчас мы увидим битву.
Зверолюды шли в атаку.
Их было десятков восемь. Больше, чем в той битве, когда Белый Отряд попал в засаду и погиб Юрген. Невообразимо уродливые чудища были одеты в зловонные шкуры, их звероподобные головы были увенчаны мешаниной рогов, бивней и клыков, у одних была чешуя, у других — мех, у третьих — волосы; они шли, голые и мускулистые, болезненные и убогие. Они налетели с восточного края поляны — их отвратное дыхание катилось впереди них, выпученные глаза, казалось, вот-вот выскочат из орбит, раскрытые пасти и рты с изъязвленными деснами, черными зубами и кривыми клыками исторгали потоки слюны и пены. Земля тряслась под ними. Арик и Грубер сели на коней, преградив мерзкой лавине дорогу к одинокому знамени.
