Дмитрий Таланов - Школяр
Обязательность посещения лекций Патиосоца приводила к тому, что на его занятиях яблоку было негде упасть. Набранные со всех концов Империи школяры сгрудились в недостаточно большом для этой цели зале. Приходилось то и дело просить соседа убрать локоть от своей печени, а еще профессор боялся сквозняков, и потому тут было душно.
Духота влияла на Филя так, что он переставал соображать. А сбежать было нечего думать — в наказание полагалась учеба один на один с учителем. В общем, оставалось просто это пережить, как простуду.
Филь уселся на лавку в первом ряду перед открытым пространством, по которому любил вышагивать профессор. Если он вынужден мучиться, то почему бы не получить удовольствие от ужимок учителя, заодно избежав его вопросов. Патиосоц страдал близорукостью и неохотно спрашивал учеников с первых рядов.
Похожий на жердь профессор ворвался на лекцию в своей обычной манере. Взгляд его близко посаженных глаз пробежался по аудитории. Цвет лица его был бледно-прозрачный или, как любила говорить Анна, интересно-бледный. Анна полагала, что профессор ест на ночь толченый мел и запивает его уксусом для пущей загадочности.
Хозеков поблизости не было: они с трудом выносили Патиосоца, настроение которого менялось вместе со временем дня, года и с погодой. Сегодня он был бодр и сразу зашагал туда-сюда вдоль первого ряда. Не успев, однако, объявить тему лекции, он вдруг присел, потом привстал на цыпочки и вперился взглядом поверх головы Филя.
— Что ты там замер между рядами в позе шестимесячного эмбриона? — поинтересовался он громогласно. — Да, ты, там, за тринадцатым рядом, я тебя спрашиваю! Места не нашел? Иди сюда, постоишь у окна!
«Тринадцатым рядом» в Алексе называли выбеленную известкой скамью, которая в комнатах, где проходили лекции, служила границей между женской и мужской половинами. Дальняя половина была женской.
Не смущенный репликой профессора, из рядов поднялся белокурый кудрявый ученик и неторопливо направился к широкому окну. За тринадцатым рядом зашушукались.
Это был Курт Норман, выпускник одной из школ Детской Службы, куда попадали в основном полные сироты. Их тут было много, держались они своей компанией, и Филь не очень хорошо знал Курта.
— Что послужило причиной смерти Первой империи? — спросил тем временем профессор у аудитории. — Должна она была умереть, как говорят? Это нравственный вопрос, это не вопрос к истории. Кто мне ответит в двух словах?
В зале подняли руку и профессор тут же тыкнул пальцем:
— Говори!
— Должна была, — послышался ответ Бенни Тендеки, пухлой розовощекой девчонки с кафедры отца Бруно, чей голос был знаком Филю по её перепалкам с соседками по комнате, расположенной через площадь от дормитория, где жил он с Яном. — Первая империя была создана сердарами, а сердары — безжалостное жестокое племя! Они любят только себя и ненавидят всех остальных. Им нет прощения за то, что они здесь натворили, когда строили Первую империю. Придя сюда девятьсот лет назад из Северной Европы, они поработили уйму людей и еще больше убили. Они насаждали свои законы огнем и мечом, и, хотя мы живем теперь лучше, чем те несчастные, которые в Старом Свете, сердаров это нисколько не извиняет!
«Гнали в шею по дороге прогресса», — вспомнил Филь слова Эши Фе, чей родной отец был сердаром.
— Всем, кто их не устраивал или кто с ними не соглашался, они рубили головы, — продолжала Бенни, — оставляя в живых только малых детей. А потом у людей лопнуло терпение и они подняли восстание, во главе которого встал юный Кретон I, и сердары трусливо бежали обратно в Старый Свет.
«А я не заметил в них трусости», — возразил было Филь, но прикусил язык. Сердаров в Империи ненавидели, и знакомство с ними не поощрялось. Однако именно отец Эши спас шкуру Филя прошлой весной, когда они с Ирением попали в лапы монахам Старого Света.
В одном Бенни права: теперь, когда Филь стал старше, разница между Новым и Старым Светом бросалась в глаза. И больше всего Филю нравилось, что толковые идеи со всех концов Старого Света — будь то из Поднебесной Империи, от арабов или из Европы — быстро находили сюда дорогу.
По кислому лицу профессора было видно, что ответ его не удовлетворил.
— Барышня, — обессилено проговорил он, — вы перепутали меня с отцом Бруно. Вы излагаете всем известные вещи с таким апломбом, будто открываете нам истину, но я-то просил взгляд со стороны морали… Эй, вы там! — вдруг рявкнул он и опять тыкнул пальцем в аудиторию. — Да, да, именно вы! Глаза большие, голубые, сросшиеся на переносице, я к вам обращаюсь! Девушка, вы сейчас окончательно уснете и падете в объятия сидящей рядом с вами такой же сомнамбулы… Что вы рыдаете, я цитировал вашу соседку! Не надо на меня рыдать, рыдайте на неё, это она не умеет выражать свои мысли!
За спиной Филя поднялся шум, который быстро утих, и только жалобные всхлипывания какой-то впечатлительной особы продолжались еще некоторое время. Курт, стоявший у окна, заметно напугался горячностью профессора. Он опустил голову, сверля взглядом пол под ногами. Все остальные замерли, не отводя глаз от Патиосоца; когда он выходил из себя, могло случиться что угодно, и лучше было сидеть тихо.
— Голдарн, трижды голдарн! — прорычал профессор новосветский аналог «тупого варвара», глядя на притихших учеников. На его лбу выступила испарина. — Непроходимые тупицы, где вас только понабрали! Я прошу еще р-раз…
— Профессор Роланд, — прозвучал в аудитории голос, — разрешите мне ответить?
Филь вывернул голову и увидел Мету, стоящую в ожидании разрешения. Все уставились на неё в изумлении: она ступала на тонкий лед. Если её ответ не устроит профессора, он может отлучить её от своих уроков, а это означало дорогу домой. С начала осени Патиосоц уже отправил туда двух учеников.
Разошедшиеся тучи в душе Филя снова закрыли собой небосклон: едва он подумал, что Мета может уехать, его сердце сжалось, как уши на морозе. В аудитории настала мертвая тишина.
— Слушаю! — пролаял Патиосоц.
— Создатели Первой империи, сердары, по их собственному заверению, не знают, откуда они родом, где их корни и родная земля, — проговорила Мета, заметно нервничая. — Отсутствие рода и племени подразумевает крайне шаткие моральные устои. Первая империя неизбежно должна была в какой-то момент зашататься, и её достаточно было подтолкнуть, чтобы она развалилась.
Профессор всплеснул руками:
— Браво! Браво еще раз, вы блестяще ответили, спасибо, дорогая! Вы вернули мне веру в человечество! Разрешаю вам со следующего занятия приступать к праву, можете больше не писать сочинения, ваши формулировки достаточно точны. Я сегодня подберу вам тему для изучения, напомните мне сразу после ужина!
