Пола Вольски - Великий Эллипс
Аудиторию покинул последний слушатель, и Лизелл осталась один на один со своими родителями. Они продолжали неподвижно сидеть в последнем ряду окончательно опустевшего зала. Бессмысленно притворяться, что она их не видит. Тяжело вздохнув, Лизелл спустилась со сцены и вдоль рядов по ковровой дорожке нехотя пошла к ним.
— Папа. Мама. Как хорошо, что вы пришли. Я так рада, — лгала Лизелл. На лице она изобразила подходящую случаю любезную улыбку.
Ни слова, ни улыбка не вызвали должной реакции.
— Мы пришли потому, — доложил Эдонс Дивер, — что хотели быть справедливыми. Я желаю беспристрастности и потому намерен посеять сомнения, из которых ты извлечешь пользу.
— Судья, как всегда, взял на себя труд взвесить все обстоятельства, — вторила ему Гилен.
Судья, она всегда так его называла. Непреклонному, хотя и довольно умному Эдонсу Диверу казалось, что справедливость Ширинского Верховного Суда определена самой природой для того, чтобы защищать нравственное величие. Обладая высоким лбом, орлиным носом, холодными глазами, квадратно подстриженной бородкой и напускным величием, Эдонс внушал благоговейный страх как преступникам, так и членам своей семьи, особенно женщинам. И потому неудивительно, что все: его жена, сестра, мать и его многочисленные пассии — боготворили его. С таким же благоговейным страхом относилась к нему и Лизелл, но только раньше.
— Я выслушал, поразмышлял и выношу свой вердикт, — продолжал свою речь Судья.
Виновна. Она считала, что он передумает, узнав, о чем будет ее лекция, но ей следовало бы лучше знать своего отца. Конечно, она и предполагать не могла, что он выберет для посещения именно этот день. Полигамные людоеды с Бомирских островов. Едва ли это тема, которую можно предлагать на благочестивое рассмотрение Судьи.
— Это отвратительно, даже намного хуже, чем я ожидал, — провозгласил Эдонс. — Должен признаться, я был напуган.
— Да, дочь моя, я не хочу показаться бестактной, но это — отвратительно, — укоризненно поддакнула Гилен. — Как ты можешь так?
— Твоя лекция — если эти излияния омерзительной гадости достойны такого определения — обнажает шокирующее отсутствие вкуса, благочестия и, более того, особой деликатности чувств, которая делает женщину женщиной, — заключил Эдонс. — Твое описание диких извращений осветило зловещие глубины сенсуализма, обнажило вульгарное свободомыслие, которое я никак не ожидал найти в женщине, носящей фамилию Дивер. Ты благородных кровей и получила хорошее воспитание, и я не могу понять, откуда у тебя такая умственная и нравственная неполноценность.
— Как можно назвать нравственной неполноценностью достоверное изложение подлинных фактов, сэр? — осведомилась Лизелл и почувствовала, как ее губы вытягиваются в ту самую улыбочку, которая в былые времена приводила его, бешенство. Сколько раз она уговаривала себя, что не будет впредь отдаваться этому соблазну, поскольку она уже вышла из юношеского возраста, провокации и вызывающее поведение более неуместны, но ее лицо автоматически приняло привычное выражение.
— Существует такая закономерность, — напомнила дочери Гилен Дивер, — слишком большие погрешности во вкусе вызывают истинные страдания у слушателя. Именно это хочет донести до тебя Судья. Ты понимаешь меня, дорогая?
— Ей пора понимать, — заметил его честь, — ребенок уже вырос.
Она понимала все это слишком хорошо. Лизелл почувствовала, как кровь начала закипать, а дыхание участилось. Как нелепо. Она обещала самой себе, что больше никогда не позволит словам отца так глубоко задевать ее. И вот пожалуйста — у нее, как и в шестнадцать лет, сердце колотится, пульс участился, и она снова беспомощно ломается под гнетом отцовского авторитета.
Как это противно. Она взрослая и независимая. Пора уже и вести себя соответственно.
— Папа и мама, мне очень жаль, что я вас расстроила, — начала она примирительно, осторожно выправив гримасу на лице, оставив лишь выражение вежливого огорчения. — Может быть, следующий раз вам больше понравится…
— Следующего раза не будет, — отрезал его честь. — Я сыт этой дрянью по горло и сейчас намерен вынести свой приговор.
— Боюсь, с этим придется подождать, — воспротивилась Лизелл. Он вздернул брови и высокомерно вскинул голову, и снова она почувствовала, что ее ставят в положение, где она вынуждена оправдываться и успокаивать себя. — Извините, но я не могу сейчас говорить. У меня назначена встреча, и я не могу ее пропустить.
— Но с Судьей не принято так разговаривать, — укоризненно заметила Гилен Дивер. — Ты не должна быть такой не почтительной, детка.
— Здесь нет никакого непочтения, — возразила Лизелл, — я говорю только правду, и я прошу прощения, но эта правда в том, что вы пришли в неподходящее время. В этом как раз все и дело. — Ей ничего не нужно было объяснять, но старые привычки живут долго, и поэтому она полезла в карман, извлекла оттуда письмо и протянула его отцу. Он взял его, будто оказывая одолжение, и, нахмурившись, пробежал глазами. Последние слова особенно задели его, и он не удержался, чтобы не прочитать их громко вслух:
— …и поэтому в случае, если Вы подтвердите свое согласие принять участие в этом мероприятии, мы готовы предложить Вам полную финансовую поддержку и взять на себя все расходы, а именно: транспортные, все виды, как запланированные, так и непредвиденные, сопутствующую стоимость провоза багажа, проживание и питание согласно приемлемым стандартам, обеспечивающим комфорт на протяжении всего маршрута гонок, а также все могущие быть оправданными непредвиденные случайные расходы, возникшие во время путешествия.
С нетерпением ждем встречи с Вами по завершении Вашей следующей по расписанию лекции в Университете, по прошествии недели с даты, указанной в письме. К этому времени мы ожидаем услышать Ваш ответ и надеемся на положительные результаты для всех заинтересованных сторон…
— Что это за новый приступ безумия? — на секунду показалось, что Эдонс сейчас в клочья разорвет оскорбительный документ, но он предпочел вернуть его целым и невредимым.
— Это предложение государственной финансовой поддержки.
— Финансовой поддержки? Ты так это называешь? Ты хитришь, или ты просто настолько доверчива?
— Вы же видели бланк, сэр, — спокойно ответила Лизелл, — это Министерство иностранных дел.
— Я обратил внимание, что это официальный бланк, но они легко воруются или подделываются. Надеюсь, ты не настолько глупа, чтобы принять это предложение за чистую монету?
— Мне это предложение интересно, и я буду участвовать в гонках. Победитель королевских гонок получит невероятный приз — законный титул дворянина Геции, к которому прилагается старинное поместье или замок где-то в Нижней Геции, я бы хотела знать…