Николаос - Ангелы молчат
— Это еще зачем? — спросил Джош.
— Неужели не понимаешь? У всех вампиров больное самолюбие. Он считает ее своей собственностью, и если мы обойдем его, вместо помощи у нас появятся лишние проблемы. Я бы не хотела иметь Зака своим врагом, особенно когда нам так нужна любая информация. А так ему польстит, и он, может быть, не откажет нам. Может быть.
— И как ты себе это представляешь? — раздраженно сказал Перри, кажется, излишне раздраженно. — С чего ты взяла, что они вообще будут говорить с нами? Тот же Зак может просто оторвать любому из нас голову прежде, чем мы его увидим. Что касается Лассе…
Он не договорил, что касается Лассе. Я и так понимала.
— Мы не можем не попробовать только потому, что боимся. Вы правы, приятного мало, но выхода-то нет!
— Ладно, — сказал Перри обреченно. Я заметила, как он сжимает и разжимает свою обожженную ладонь — он нервничал. И было с чего. — Выберем время за час до рассвета, когда они будут сыты и довольны. Кроме меня.
— То есть? — не поняла я.
— Я беру на себя Лассе, его реально выловить на какой-нибудь выставке. Дай-ка газету. — Он открыл предпоследнюю страницу. — В два… в пять… не то… а вот! В полдесятого, галерея «Миллениум». Это единственная выставка вечером, и он там может быть. Надеюсь, он не съест меня в общественном месте.
Это была шутка, но… Мне не нравилось, как говорил Перри — быстро и резко, как снимают пластырь. Он решил не идти по легкому пути, и даже если я сейчас предложу самой встретиться с Лассе, он откажет. Потому что желает встретиться со своим страхом лицом к лицу и таким образом, возможно, вышибить клин клином.
— А Зак, скорее всего, висит вниз головой на мосту. Его телефон у нас есть, поэтому придется позвонить и узнать, на каком именно.
Джош выглядел обеспокоенным.
— Что вы так смотрите? — заныл он. — Почему я? Конечно, Кира — к Фландерсам на пирожки, а мне…
Перри пожал плечами.
— Во-первых, ты младший. Во-вторых, ты интерн и находишься под нашим началом. В-третьих, ты тоже любитель попрыгать с моста. Но если хочешь, есть и другая причина.
— Ты ж ему так нравишься, — сказала я подленьким голоском, чтобы хоть немного разрядить ситуацию. Дразнить Джоша было одно удовольствие. — И по крайней мере, на вид ему двадцать, да и по умственному развитию не больше, сколько бы ни было на самом деле. Так что мы для него слишком занудны, а у вас много общего.
— Да неужели?!!
— О да, — подхватил Перри, подмигивая мне. — Жаль, что ты не лунатик, он ведь их предпочитает, да? Будь ты волком или кошкой, Зак давно бы на тебе женился.
— Извращенцы чертовы, — Джош вздохнул. — Хрен с вами. Но учтите: это в последний раз я иду на поводу, и только потому, что из тебя, Кира, дипломат никакой. Тебе только с Фландерсами и общаться. Никакого адреналина.
— Куда уж мне. Если честно, то, боюсь, Зак действительно не станет даже говорить со мной. У тебя больше шансов. Но если ты боишься…
— Да не боюсь я, — отмахнулся Джош. — Не то. Просто ненавижу общаться с вампирами. Такие понты вечно. Так на тебя смотрят… ну будто банка с пивом вдруг заговорила. Типа: ух ты! Да оно и говорить умеет! Прикольно! Чувствуешь себя последним ничтожеством. К тому же Зак вечно лапает меня, как девочку.
Я рассмеялась — хотя смешного тут было мало.
— У меня другое чувство, — подал голос Перри. — Будто они знают про тебя какую-то гнусность. Ведь в жизни любого наверняка происходило что-то такое, о чем он не расскажет и под страхом смерти. А они смотрят своими лемурьими глазами, и на лице выразительно написано: а мы все знаем… не бойся, никому не скажем… это будет наш с тобой секрет… И вот понимаешь же, что ни черта они знать не могут, а все равно не по себе.
— У тебя есть тайна? — удивилась я. — В жизни не поверю. У кого угодно, но не у тебя.
Он промолчал, и я не стала допытываться. У меня самой был маленький камешек в ботинке… И в прошлом году я узнала, что не такой он и маленький.
— А я однажды… — начал Джош, но я закрыла ему рот ладонью.
— Избавь нас от подробностей, дорогой! Кстати, почему твоя мать мне еще не позвонила?
— Откуда ты… — начал он, но потом схватился за волосы. — А! Точно. Она колдовала надо мной полдня, а потом мы завалились в «Разоренную могилу». Наверное, мама-сан отсыпаются, что и я бы делал, если бы не… это все.
Волосы Джоша были заплетены в косички-жгутики и приплетены к голове, что делало его похожим на чертовски симпатичную рептилию. Он такой хорошенький получился — в нем почти не сохранились азиатские черты матери, ну может, хорошо очерченные скулы, как нарисованные; а глаза не раскосые, просто какие-то кошачьи. Я не видела его отца, но оливковый оттенок кожи у Джоша явно не мамулин, и волосы тоже — такие жесткие, что если бы мать не крутила из них разные безобразия, они наверняка торчали бы под прямым углом. Прически Джоша — чья-то большая слабость, потому что эта кто-то сама всегда бреет голову чуть ли не наголо. Я знала — если Джош приходит утром с очередным произведением искусства на голове, это может означать одно — великолепная Ванилла Вегас (ударение на «а»!) в городе.
— Ладно, — сказал он, — пошел я, коль никто не возражает. Если позвоню, значит, Зак и Беати меня не слопали.
— Не смешно это, — Перри нахмурился. — Не забывай, что он может купить тебе выпивку, а через пять минут оторвать голову и использовать как фонтанчик. Это все-таки очень опасно.
— Жить опасно, — бросил Джош, отсалютовал нам и испарился.
Жить опасно. Мы это знали. Эва Уоррен это знала. Узнала слишком рано.
Мы с Перри наконец остались наедине. Он тяжело сел на кушетку.
— Ты все еще боишься Лассе, верно ведь?
Он медленно кивнул.
— Ки, я не знаю. Я правда пытался помочь ему, но…
Он даже не произнес имени Эли, словно это было какое-то заклятие.
— …Но думаешь, что у Лассе другая точка зрения на этот счет.
Я взяла его ладонь и погладила стягивающий шрам от ожога.
— Брось, Перри. Ты никогда больше не будешь оперировать, и при этом еще терзаешься чувством вины. Мы-то знаем, что произошло на самом деле. Ты ничего не мог сделать.
— Но Лассе знает это только от нас. А еще он знает, что потерял любимого, и это знание для него куда весомей.
Я смотрела на спортивную фигуру Перри, на его широченные плечи, до которых я едва доставала макушкой, подбородок супергероя, глаза цвета антрацит. И было странно, что он чего-то боится. Хотя это вовсе не был страх физической расправы, а что-то другое, что мучило его вот уже целый год.
