Дмитрий Казаков - Солнце цвета крови
— Чего ты ждешь? — спросил Сигфред, поводя лезвием в воздухе. — Нападай!
На это раз Ивар, наученный прошлым опытом, атаковал осторожно. Сделал шаг вперед и после этого ударил, целясь в шею противника. Тот играючи отразил удар и тут же прыгнул вбок.
Ивар крутанулся, пытаясь защититься, тяжелый щит потянул его в сторону. Чтобы не упасть, он выбросил руку с мечом и, к собственному удивлению, попал точно в Сигфреда, который, видя, что сопернику не до него, свой удар остановил на полпути.
Лезвие пропороло рубаху и прорезало бок. На белой ткани выступило и начало быстро разрастаться алое пятно.
Ивар совершенно непроизвольно вытащил меч и отступил на шаг, с ужасом глядя на раненого. Руки у него тряслись, а губы двигались, рождая слова:
— Я не хотел… Это случайно… Я не хотел!
Сигфред, как казалось, вовсе его не слышал. На его лице отразилось удивление, он недоуменно посмотрел на бок, и меч с обиженным лязгом вывалился из руки.
— Ивар, беги! — неожиданно скомандовал Эйрик. — Быстро!
Но оказалось уже поздно. Лицо Сигфреда неожиданно преобразилось — темные глаза заблестели, точно слюда, а в чертах проступила неукротимая, бешеная ярость.
Зарычав, он двинулся прямо на Ивара. С подбородка безумца капала пена, на шее страшно напряглись жилы, лицо сделалось багровым.
— Беги! — еще раз крикнул Эйрик, и в голосе его послышалось отчаяние. — Он ведь убьет тебя!
Ивар отступил еще, с ужасом ощущая, что ноги не слушаются. Мелькнула мысль о том, что можно бы защититься — ведь в руках у него оружие, а Сигфред идет на него с голыми руками.
Но привести ее в исполнение Ивар не успел. Огромная ладонь отстранила его с такой легкостью, с какой обычный человек отодвигает кувшин, и могучая фигура Кари вклинилась между безумцем и его предполагаемой жертвой.
— Спокойно, — голосом мощным, как морские валы, прогудел Кари Ленивый. — Утихомирься, Сигфред…
Тот в ответ зашипел, точно кошка, и бросился на Кари. Легким толчком могучий викинг отшвырнул нападавшего. Перекатившись по земле, Сигфред стремительно поднялся на ноги, одним прыжком подскочил к сосне толщиной в руку, ухватился за ствол, и Ивар не поверил своим ушам — дерево затрещало.
На стволе обозначилась трещина. С яростным ревом Сигфред пригнул его к земле и одним рывком сломал. В мгновение отломил верхушку с ветвями и с импровизированной палицей напал на Ленивого.
Замах его был стремителен, словно Сигфред бил не толстым стволом, а легкой палкой. Свистнул воздух, а Кари все так же стоял, не сходя с места. Обманчиво ленивым движением он поднял руку.
Раздался глухой хряск, словно ударили по деревянной колоде. В руках у Сигфреда остался короткий обломок, а остальная часть дубины, медленно вращаясь, отправилась в полет.
Пролетев с десяток шагов, она с отчетливым «чпок!» приземлилась на голову мирно спавшему до сих пор Вемунду. Храп прервался, и, по-старчески закряхтев, Боров сел.
— Вот так всегда, — сказал он недружелюбно, распахивая рот в звучном зевке. — Только ляжешь вздремнуть, тебя тут же будят! Что, передрались опять, что ли?
Первым засмеялся Эйрик, за ним глухо захохотал — точно ударялись друг о друга валуны, Кари. Несмело захихикал Ивар. На безумном лице Сигфреда проступило странное выражение — такое может быть у человека, который изо всех сил старается проснуться, чтобы вырваться из кошмарного сна.
Прижав ладони к лицу, он со стоном рухнул на землю.
— Он бы просто убил тебя, — отсмеявшись, сказал подошедший к Ивару Эйрик. — Он же берсерк. Его даже прозвали Весло за то, что один раз, впав в боевую ярость, он расшвырял пятерых противников корабельным веслом. Тогда ему было всего тринадцать.
Сигфред заворочался, приходя в себя. С трудом встал на ноги, его шатало. На лице было дикое, испуганное выражение. Кари, бережно придерживая соратника, повел его к морю — умыться.
В берег с глухим гулом бились неутомимые волны.
Викинги, отправившиеся в селение, вернулись к вечеру. Со стороны дороги разнесся противный скрип, и показались медленно катящиеся телеги, нагруженные бочками и мешками. Викинги брели рядом с ними, непринужденно смеясь и болтая.
— Вставайте, лежебоки! — крикнул Хаук, подходя к лагерю. — Все на разгрузку! Мы купили все, что нужно для долгого пути…
— И пиво! — глубокомысленно изрек спящий Вемунд, не переставая храпеть.
— И ты вставай, — приказал ему конунг. — Сам знаешь, у нас работают все.
Ивар, у которого после целого дня махания мечом нестерпимо ныли плечи и руки, без особого воодушевления направился к телегам. Но работа спорилась, мешки один за другим шлепались на землю, в бочонках что-то призывно булькало, и вскоре весь груз был свален на замшелые камни, где лежал теперь беспорядочной кучей.
Возчики щелкнули кнутами, и телеги, заскрипев еще противнее, отправились в обратный путь.
— Арнвид! — Во взгляде, обращенном на Лысого, был приказ. — Вопроси руны. Все готово, и мы можем выйти в море хоть завтра. Что нам готовит судьба?
— Сейчас посмотрим. — И эриль, бормоча что-то под нос, отвязал от пояса небольшой мешочек из кожи, бока которого украшали таинственные знаки.
Закрыв глаза, он сунул в мешочек руку и вытащил оттуда небольшую пластинку, выточенную, судя по цвету, из моржового клыка. На ее поверхности был выжжен угловатый значок.
Ивар с суеверным страхом наблюдал за Арнвидом. Лысый старик в этот момент выглядел величественно, словно сам Один, а глаза его едва заметно светились. Недовольно пробурчав что-то себе под нос, он вытащил еще одну руну и воззрился на нее с видом человека, силящегося разгадать трудную загадку.
— Молот Тора и День, — сказал эриль после паузы, во время которой никто из викингов не решался нарушить тишину. Обычно буйные и шумные, сейчас морские воины, сбились в тесную кучку, словно нашкодившие дети. — Борьба, а потом слава. Путешествие наше будет непростым, но в нем обретем мы немало побед! Можно плыть, конунг!
Хаук, на лице которого на мгновение появилось и тут же исчезло выражение жадного любопытства, обвел, взглядом дружину.
— Вы слышали? — спросил он звенящим голосом. — Завтра мы отправляемся в поход, и пусть Владыка Ратей будет с нами! Одину слава!
— Одину слава! — Трижды повторенный тремя десятками луженых глоток клич прокатился по берегу, заставив море на мгновение утихнуть, а чаек — с истошными воплями взвиться в воздух.
А вечером, когда огонь костра жадно облизывал поленья, а над ним шкварчали, исходя жиром, отборные куски мяса, конунг совершенно неожиданно обратился к Ивару.
