Александр Сапегин - Крылья за спиной
Выйдя из полосы тумана, хирдманы Бъерна увидели, что их добычу вот-вот оприходует кто-то другой, и дружно ударили веслами, но удача отвернулась от них. Арии, хоть и понесли потери во время абордажа купцов, сумели отбиться от викингов Бъерна. Два десятка арийских воинов перепрыгнули на борт «Летящей валькирии», и началась резня хирдманов. Когда их перебили, от восьмидесяти воинов хирда осталось сорок. Арии порубили канаты и цепи, связывающие корабли, запалив горящими стрелами купцов, отошли, взяв с купца добычу. Бъерн, зарубив троих, сам получил два тяжелых удара мечом. Мечи у ариев были легкие, но необычайно прочные. Гном Гмарин, осматривающий их потом в Согнеборге, признал их лучшими по сравнению с гномской работой. И такой клинок сейчас был в ножнах у Хага.
Колдунов у хирда не осталось — один словил стрелу в глаз, второй получил мечом по шее, их арийцы выбили первыми. Раны через три дня воспалились, хирдманы, несмотря на все свое умение, не смогли остановить заразу, которую даже самый завалящий колдун убрал бы в три часа. На четвертый день Бъерн умер, еще умерло четверо раненых.
Драккар входил в родной фьорд со спущенным вымпелом, обозначавшим, что походный конунг и капитан погиб. Судно встречала скорбная процессия, тела погибших успели довезти до того, как исчерпало силу ледяное заклятие в амулете погибшего колдуна. Завернутые в белые полотна тела воинов складывали на погребальный помост, сложенный на большом плоту.
Чадное пламя вознесло души погибших викингов в Вальхаллу. Люди стояли на берегу и смотрели, как пламя пожирает тех, кто еще четыре седмицы назад был рядом и радовался жизни.
Хильда стояла на берегу, понуро опустив голову и обняв дочь. Одна. Сына брату она так и не успела родить. Отец отказался держать в своем доме бессыновную вдову. Все, что выдала Хильде семья, могло уместиться в одной телеге. Большуха, старая Фрейра, пыталась увещевать главу клана, но отец был неумолим. Бъерна он любил больше всех своих сыновей: первенец. Он ждал внука, тогда Хильда могла надеяться на многое, но Норны распорядились иначе.
Решившись на отчаянный шаг, Хаг подошел к невестке:
— Пойдешь со мной? — спросил он. — Не отказывай сразу. Отпоешь траур, будешь хозяйкой в моем доме. Майру приму как родную дочь.
Он тогда очень боялся, что Хильда пойдет на костер за мужем, потом боялся, что она откажет ему, но Хильда согласилась:
— Пойду, — прямо сказала она.
— Почему? — как дурак, спросил он.
— Пойду. Не потому, что боюсь остаться одна, а потому, что всегда любила тебя, с первого дня, как увидела в доме вашего отца. Пойду, потому что твоя мать и отец всегда знали это. Не спрашивай, откуда они это знали. Знали и все. Бъерн не любил меня, таскаясь по соломенным вдовам, а тебе завидовал. Оттого и выжил отец тебя из своего дома. Думал, что Бъерн будет меньше ревновать к твоей воинской удаче и славе. Но что ты скажешь роду?
— Ничего не скажу. А будет род или клан против — уйду. Драконы должны быть вместе, а мой дом — твое гнездо! — произнес он ритуальную фразу.
Клан на малом тинге ничего не сказал, отцу было все равно, учитывая, что средний, нелюбимый, сын вот уже как два года жил в своем «длинном» доме и водил в вики хирд, наполовину состоящий из личной дружины. А Хаг еще ни разу не пожалел о своем решении.
История с ариями имела тогда неожиданное продолжение. Оказалось, лодьи, струги, насады и шнеки ариев стали повсеместно встречаться в водах, где обычно ходили драккары серых орков — викингов востока. Кланы орков с дальних островов снимались с мест и мигрировали на юг…
— У тебя беспокойные глаза, что-то случилось? — спросил Хаг подошедшую жену.
— Майра пропала, уже минут десять нигде не могу ее найти. Скажи воинам, пусть прочешут все вдоль коновязи.
Хильда нервно теребила пояс на тонкой талии, лицо покрывал беспокойный румянец, зеленые глаза моляще смотрели на мужа.
— Успокойся, найдем! — он чмокнул жену в щеку и крикнул Олафа-десятника, флегматичного, словно дремлющий бык, воина. Олаф действительно и фигурой и повадками напоминал быка. Только, как и многие в дружине Хага, имел двойное дно — жесткий, волевой, не дающий поблажек своему десятку. Сильный боец, Олаф давно завоевал авторитет своим умением, тактической сметкой и, где надо, кулаком и крепким словом. Разбирался он и в купеческих делах, торгуясь до сорванного голоса и хрипа, неизвестно откуда зная все цены и потребность в товарах. Возможно, в будущем Олаф и уйдет из хирда, тогда у Хага будет очень хороший друг-купец. Недаром купцы с первого взгляда привечают Олафа. Свояк свояка…
— Олаф!
— Да, конунг! — Олаф нарисовался в одно мгновение.
— Возьми десяток и пройди вдоль коновязи. Майра пропала.
— Опять?
— Опять, Олаф, опять! Найду — выдеру хворостиной, как козу!
Олаф расплылся в улыбке. Обещание Хага выдрать девчонку хворостиной можно было услышать по нескольку раз в день. Ходячее бедствие, а не ребенок! Она вечно держала всю дружину в напряжении: пропадала, влезая туда, куда в здравом уме и влезть-то невозможно. Любимая всеми воинами, она крутила ими, как куклами в своем возке для игр, частенько выставляя усатых мужей дураками и делая мишенями для дружеских насмешек, умудряясь при этом остаться в стороне.
Хаг решил пройти в сторону городских ворот; кто знает, может, Майра решила поиграть с крестьянскими детьми?
— Клыки у меня маленькие, но острые, а вот на берсерка я, и правда, не тяну, раз пены нет. Откуда ж ты взялась, знаток берсерков? — донеслось из-за телеги с высокими бортами.
Хаг ускорил шаг и выскочил на свободную площадку. На толстом бревне, откинувшись спиной на столб, сидел высокий человек. По всей видимости, он уже довольно давно разговаривал с девочкой, раз тема разговора коснулась берсерков, любимцев и героев девчонки. А что там про клыки было? Хаг напрягся. Какие у него клыки, острые? Вампира ему еще не хватало! Надо закруглять беседу.
— О! Нашлась, а ну иди сюда! Сколько тебя можно искать! Вот выдеру хворостиной, забудешь, как убегать у меня, — сказал Хаг, выходя из-за телеги и прерывая беседу девочки и незнакомца.
— А я олка насла! Хаг, а я олка насла! — Майра вприпрыжку подскочила к нему.
Орка? Вот, значит, откуда клыки растут! Незнакомец встал с бревна, отряхнул пыль с плаща и соломой оттер грязь с сапог. Ростом он оказался на пару дюймов выше Хага, шире в плечах, но тоньше в кости. Широкополая шляпа ранее закрывала лицо, но теперь Хаг мог его разглядеть.
Нелюдь, как интересно! Хм-м, викинг, насмотревшийся на смесков всех кровей, впервые затруднялся с определением расовой принадлежности человека. Не орк: острые клыки не показатель оркской крови, есть еще множество признаков — от строения черепа до цвета кожи. И пусть клыки при открывании рта чуть выступают из-под губ и остры даже на взгляд, но оркскими предками тут и не пахнет. Не эльф — не тот тип лица и разрез глаз. Возможно, вампир, но синие, без белков, глаза, не дают остановиться на этой версии. Да, таких глаз нет ни у орков, ни у эльфов: разрез глаз человеческий. Хаг даже сказал бы, что северный или арийский, так как телосложением нелюдь больше всего походил на норда-викинга или арийца. Стоит и держится как благородный, ровная спина и вскинутый подбородок. Хорош! Он более внимательно пробежался по фигуре незнакомца.