Последний из Двадцати (СИ) - Рок Алекс

— И всё же я скажу. Вы забрались слишком далеко от тех мест, где можете быть в относительной безопасности.

— Я за Стеной. Всё что до Стены — мои земли, как последнего из Двадцати.

— Учитывая случившееся… — резонно поспешила добавить автоматон, но Рун сызнова резко оборвал её.

— Учитывая случившееся, мне теперь небезопасно нигде. Я же сказал, я знаю. Ты говорила об этом тысячу раз до.

— Если вы желаете отключить функцию… — Ска заговорила кукольным, ничего не выражающим голосом. Это уже походило на механическую обиду — что он там говорил самому себе про невозможность машины испытывать чувства? Кажется, во время починки мастер с ней всё-таки уж слишком перемудрил…

— Не начинай, Ска, — она положил ей руку на плечо, словно лучшему другу и устыдился. Общается с механической куклой, словно с живым человеком, тая какую-то совершенно детскую надежду, что она будет не просто исполнять его волю, а сможет понять. — Ты же знаешь, что ты нужна мне во всеоружии. Такой, какая ты есть сейчас. Ничего отключать не надо, но не будь столь занудной.

Автоматон, кажется, фыркнула в ответ. Вглядываясь в ничего не выражающее лицо, Рун не увидел ничего нового, но поспешил добавить:

— Ты же знаешь, почему я это делаю. И знаешь, что не отступлю. Дороги назад уже нет — вспомни, наш… «разговор» с Кианором. Это был тот мост, после сожжения которого возвращаться с пустыми руками — как не возвращаться вовсе. Понимаешь?

Она не понимала. Рун облизнул разом высохшие губы; спокойствие, которое он скапливал за последними размышлениями, спешило слезть с него слой за слоем, оставив один лишь оголённый комок нервов. Нечто внутри него говорило, что Ска в каком-то роде права: он лишь говорит, что его ведёт благородство, но на деле вперёд его тащит лишь жажда мести и глупая, мальчишечья обида. Оно же убеждало, что даже достигнув цели, парень ничего таким образом не добьётся.

Понимая последнее, он осознавал, насколько глупо выглядит даже в собственных глазах и лишь гордость, неизменная спутница, шагавшая с ним рядом даже в тяжелые времена, стояла на своём. Елейным голосом она говорила, что от данных себе обещаний отказываться нельзя, а прощать — разве умеют маги прощать?

Он сотни раз доказывал, что не умеют. Сам. Своими руками. Делай, иди к своей цели, не останавливайся — убеждала гордость, а я уж как-нибудь прикрою твои глаза от жуткой, мерзкой правды. В мире, где от Двадцати осталась лишь горстка жалких трусов и один настоящий чародей, кому нужна эта никчёмная правда?

— Господин, если вы вернётесь в Шпиль и хорошенько передохнёте, это…

— Довольно! — Рун сорвался на крик, смерил Ска полным злобы взглядом. Механическая кукла осеклась на полуслове и послушно замолчала. Как встречу очередного мастера по автоматонам, пообещал самому себе парень, обязательно прикажу с корнем выкарнать из её подпрограмм столь назойливую заботу. Он давал подобные обещания чуть ли не каждый день, зная, что никогда не сделает ничего подобного. Зажмурившись и успокоившись, Рун спросил.

— Что там пленник? — вдруг спросил он. Ска лишь молча указала на него ладонью. Ну, сказал самому себе Рун, рано или поздно оно всё равно доходит до этого, стоит ли тянуть теперь? Выдохнув, он пошёл к привязанному к дереву старику. Тот был разут, а былая сонная услада сменилась напряжённостью: словно чуя скорую расправу, он в беспокойной дрёме жал к себе ноги. Верёвка толстой змеей обвивалась вокруг его запястий — те успели побелеть. Надо будет, сделал себе заметку Рун, указать Ска, что не стоит затягивать так сильно. И тут же отрицательно покачал головой — с чего вообще он вдруг заботится о разбойнике?

И разбойник ли это? Автоматон, саффиротовая лазурь, малурит — у напавших на Шпиль было игрушек не меньше, но старик как будто играл последнюю партию. Этот в средствах был не стеснён. Парень рассматривал его, словно новую дивную игрушку. Одежда была простой, но под легкой накидкой пряталась рубаха слишком ровного, хорошего кроя — словно её лично автоматоны штопали. Штаны плотно облегали мощные ноги, на месте колен, под кабанисьей кожей прятались металлические заплатки — бедро Руна вдруг заныло при одной только мысли об этом.

Парень не спешил приводить пленника в чувство. Это завсегда успеется, сначала ему хотелось понять, что за рыбка сегодня попалась в его сети. Задрав рукав, он присвистнул; Ска, стоявшая неподалёку в миг оказалась поблизости, повела носом.

— Виранец. Житель с территорий за стеной, — ей потребовалось совсем немного времени, чтобы просканировать многоликую, ветвистую татуировку на руке несчастного. Парень облизнул высохшие губы, ему захотелось сплюнуть. Вот только виранца ему теперь в полной коллекции и не хватало. С другой стороны, резонно замечал здравый смысл, разве на Шпиль не мог напасть один из этих бродяг? Кровавые Крючья — тот ещё сброд, а Виранцы ссылали сюда, под стены купола своих преступников. Логика успела усмехнуться — ссылали, видать, прям верхом на автоматоне, усыпав оружием с ног до головы, и выдав саффиритовой лазури. Так, чтобы скучно не было…

— В звании лейтенанта, — немного подумав, добавила автоматон. Рун смерил Ска недоверчивым взглядом, переспросил.

— Ты знакома с их обозначением чинов?

— Да, Господин.

— Что ещё? Это изгнанник? — Рун всматривался в его татуировку и уже знал ответ на собственный вопрос. Ска отрицательно покачала головой, а парень тяжело выдохнул, вытер пот со лба. Всякой дряни он на своём пути ожидал, но вот таких подстав не ждал. Что могло понадобиться здесь застенному народу? Если это не изгнанник, то почему он действовал тут? И что желал от самого Руна? Любопытство смешалось со злостью, создав воистину дьявольскую помесь. Нахмурившись, парень пустил поток сил в пленника, приводя его в чувство.

Старик вздрогнул так, словно его только что отходили плетьми молний. Он дико заозирался вокруг, но тут же пришёл в себя. Взгляд у него был острый, оценивающий, понимающий. Заметив верёвки, лейтенант Вирании не стал дёргаться в тщетных попытках освободиться. Парень думал, что старик будет сверлить его ненавидящим взглядом, но тот, кажется, быстро смирился с собственной судьбой. Вместо понятного беспокойства на его лицо легла совсем уж дикая, пугающая безмятежность.

Руну стало неуютно. Ещё минуту назад уверенный в собственных силах, теперь он казался ребёнком, каким был ещё полгода назад. Старик шустро перехватил инициативу в свои руки — его рот вдруг расплылся в ухмылке.

— Поговорим, сопляк?

Глава вторая, часть вторая

У него было на редкость противное имя. Виранцы, словно назло всем и каждому, кто жил под защитой стены, давали друг дружке до ужаса мерзкие, непонятные, почти непроизносимые имена. Впрочем даже здесь лейтенант умудрился отличиться.

Старика звали Вигком. Рун тщетно пытался выговорить его имя, катая то на языке, словно пытаясь распробовать на вкус. Язык противился, говоря, что жизнь его к подобным причудам не готовила, а потому он извращал имя пленника на свой лад.

Руна злило, что несмотря на всё могущество чародея, даже такая мелочь может оказаться почти неподвластной. Вигк, кажется, это понимал и потому был до бескрайнего доволен. Парень пытался вклиниться в его разум и вытащить всё, что требуется без лишних слов, но все попытки пробиться оказались тщетны. Юный чародей разве что не скрипел зубами — окажись он в полноте своих сил, то вскрыл бы поганца, словно муравейник.

Сейчас же он натыкался на стену — кто-то очень хорошо поработал над стариком. Мыслительный процесс пленника будто прятался за прочным куполом, сквозь которое не удавалось пробиться его заклинаниям: на такое была способна разве что Виранская Разведка. День не ведая усталости спешил обратиться из неплохого в самый наипоганейший за последние недели…

— Знаешь, что, сопляк? Давай поговорим о везении. Сейчас я в твоих верёвках. Но кто знает, как дело-то обернётся через недельку другую, а? Может, ты окажешься в верёвках, а я буду стоять над тобой в сопровождении стального чурбанчика. Ослабишь верёвки, сделаешь старику приятное?