Фаня Шифман - Отцы Ели Кислый Виноград. Второй Лабиринт
Ноаму, как видно, удалось уловить больше из слов жуткой особы с ледяным взором — ему зомбики почти не мешали, разве что их с Хели целеправленно отодвигали от девочек. Ренана увидела, что брат густо покраснел, его потрясённый взор долго и медленно описывал траекторию — от сестры к Ирми, от Ирми — к наводящей жуть особе и снова к сестре. Ренана увидела его глаза, потом совсем близко — испуганные огромные чёрные глаза Ширли, и с другой стороны — ехидные, несказанно счастливые маленькие глазки-пуговки Мерав. Она перевела глаза на Ирми, её больно потрясло выражение его лица — непереносимая смесь стыда и беспомощности…
Далила замолчала и, обернувшись в сторону сестёр Ликуктус, сделала едва заметное движение бровью. Сестрицы её поняли: Мерав резко повернулась и, словно бы случайно с силой толкнула плечом Ренану, её сестра наступила на ногу Ширли, небрежно отбросив её в другую сторону. И тут Ренана не выдержала. Не помня себя, она влепила обидчице звонкую пощёчину. Мерав завизжала. Задыхаясь, Ренана выкрикивала резкие и грубые слова, каких никогда в жизни не произносила, которых потом даже не могла вспомнить. В следующий миг под показавшиеся ей нескончаемыми трелями чьи-то оглушительные визги и вопли она отлетела и упала между стульями, ударившись головой. Она не сразу поняла, что это Далила ввязалась в драку.
Ренана вскочила и, не помня себя, обеими руками вцепилась в чьё-то, показавшееся ей огромным, лицо, принялась щипать и ожесточённо царапать щёки и подбородок, не вполне понимая, с кем сцепилась. Перед глазами Ренаны словно плескалась пелена тумана, она почти не слышала оглушительные вопли сестёр Ликуктус, которые норовили ей ножку подставить, но почему-то безуспешно, и крики Далилы: «Посмотрите на эту малолетнюю хулиганку! Это она затеяла драку, убить меня грозилась! Все свидетели!» Толчок в грудь оказался неожиданным и от этого ещё более сильным.
Ренана пошатнулась и налетела спиной на угол стола, одновременно ощутив острую боль в вывернутой руке и на лице от сильной пощёчины. По щекам Ренаны текли слёзы боли и унижения, но она уже ничего не замечала. В возбуждении она не слышала ни поднявшейся волны криков, ни испуганных всхлипов Ширли откуда-то снизу, ни гневных голосов Ирми и Ноама, неожиданно вклинившихся между нею и зомбиками… Она ничего не видела, кроме окружавших её спин. Как из тумана до неё донёсся голос брата, но она разобрала только: «Полиция… Смываемся…» Больше ничего она не помнила…
* * *С улицы через толстые стены камеры, куда поместили Ирми и Ноама, невнятным гулом доносились выкрики толпы подростков-студийцев, которых привели к участку близнецы Дорон. Выкрики перемежались звуками гитары и дерзким речитативом, на ходу импровизируемым Рувиком. Немного поодаль взволнованной стайкой собрались одноклассницы Ренаны. В какой-то момент невнятный гул усилился до громкого возмущённого воя, поднятого подростками, стоявшими стеной у входа. Но Ноам, похоже, ничего не слышал; он сидел на каменном полу и беззвучно шевелил губами, углубившись в книжечку псалмов. Ирми не сразу осознал, что давно не видел Максима. Сидя на тонком топчане, брошенном на пол камеры, он впервые задался вопросом — где Максим? Слыша крики подростков-студийцев, он почему-то подумал, что, наверняка, их привёл сюда именно Максим, и это его немного успокоило.
Он ещё не знал, что Максима держат в одиночке, что ему задают «наводящие» вопросы, вроде: «Расскажи, кто тебе посоветовал поселиться в Меирии, вернее — кто тебя туда направил? Кто именно из антистримерских лидеров тебя послал в «Самовар», с какой целью? Сколько человек ты отвратил от программы «Самовара»? Нападение на полицейского доказано, и от этого тебе не отвертеться — придётся отвечать. Но для полноты картины ты должен чистосердечно признать свою вину, раскаяться и рассказать всё о своей подрывной деятельности по разложению меирийской общины и группы, прибывшей в Арцену по специальной программе прохождения гиюра». Максим с самого начала решил молчать, за что его наградили несколькими увесистыми тумаками и оставили в покое… если «покоем» можно назвать сидение в крохотной, грязной камере с тёмными, зеркальными стенами, словно бы непрестанно издающими силонокулл-пассажи. Так прошло три дня, после чего его привели в комендатуру.
Сидящий за столом солидный полицейский чин, не глядя на него, процедил, что у него неожиданно нашлись доброхоты, согласившиеся заплатить залог для его освобождения из-под ареста. Но пусть он не думает, что он волен продолжать свою антистримерскую деятельность — отныне он будет находиться под постоянным наблюдением органов власти и ему придётся еженедельно являться в полицию.
* * *Собравшиеся у входных дверей участка подруги Ренаны увидели, как Далила в окружении своих друзей выходила из двери в торце здания участка, о чём они тут же передали студийцам. Это вызвало возмущённую реакцию друзей Доронов, отголоски которой докатились до Бенци, сидевшего в приёмной. В комнату вошёл полицейский и поманил Бенци: «Забирайте ваших хулиганов. И… угомоните тех, что безобразничают на улице: они мешают нам работать! Сил никаких нет!» Близнецы, которые под утро привели к участку толпу своих друзей, не знали и не могли знать, что до наступления полуночи из полиции тихо и без лишнего шума отпустили и сдали Зяме на руки его дочерей, несмотря на то, что большинство свидетелей показали: именно сестрицы Ликуктус — главные зачинщицы драки в «Шоко-Мамтоко».
Свидетелям (то есть почти всем, кто в тот вечер находился в кафе) в доступной форме при посредстве достижений фанфармационной техники растолковали, что драку в популярном кафе в центре Меирии устроили фанатичные фиолетовые девицы, подстрекаемые «русским» антистримером, затесавшимся в их компанию. Этот тип под своей щуплой комплекцией скрывает мощный разрушительный антистримерский потенциал — достаточно внимательно заглянуть в его маленькие, хитро прищуренные глазки. Скрытые манипуляции этого типа (не исключено, с помощью скрытого излучателя обертонов вредных звучаний) оказали на посетителей кафе слишком сильное воздействие — вплоть до галлюцинаций.
Пристроившийся за столиком сбоку бесцветный субъект в штатском словно бы мимоходом бесцветным голосом задал вопрос: не слышали ли они перед началом драки в кафе звуков шофара? Это вызвало среди свидетелей замешательство, выраженное в нестройном галдеже: «Нет… Вроде, ничего подобного не было… И в автомате таких композиций не было…» — «Вот-вот! Вроде бы! Значит, это были обертоны…» — коротко бросил бесцветный субъект, а сидевший за столом офицер пояснил ласковым, проникновенным тоном: «Потому-то вам и привиделось, что две хрупкие девушки из хорошей семьи затеяли драку. На самом деле они — невинно пострадавшие в ней, потому что защитили оказавшуюся в кафе «русскую» журналистку, воспитанницу «Самовара». Ведь драка, как таковая, началась с оскорбления, нанесённого журналистке, находящейся при исполнении, двумя фанатично настроенными фиолетовыми девицами. Жаль, что им, непонятно, каким образом, удалось скрыться от законного возмездия».
