Кирилл Шатилов - Торлон. Война разгорается
«Неужели выживет? Неужели у меня получилось?» — Сима не знал наверняка, но слышал, что сон — хороший признак. Значит, роль спасителя пока не отменяется. Осталось дело за малым: придумать, как доставить раненого хотя бы до ближайшего жилья. Ни телегу, ни лошадь искать нет смысла. Во время рейдов по Пограничью, насколько знал Сима, раненых воинов привязывали к волокушам. Но чтобы такие смастерить, нужен хотя бы топор. Забор! Ну конечно! Нужно просто оторвать парочку жердей и найти, чем привязать к ним тело. На первый взгляд, как будто не слишком сложно. Даже вон разрезанная шнуровка от безрукавки валяется. Не совсем то, что надо, но и она может сгодиться.
Он было сразу отправился за жердями, но за дверью его встретили темнота и холод. Одному, без плаща, на ночь глядя ломать забор — нет, это не выход. В любом случае имеет смысл дождаться утра. Заодно станет понятно, стоит ли возиться с тяжелой ношей. Умрет — не судьба. Выживет — крепче будет.
Сима принес с улицы два снежка размером с кулак, подбросил в печь несколько лишних поленьев, чтобы не замерзнуть ночью, и прислонился спиной к горячей стенке. Смотрел, как пляшут языки пламени на потолке, и по очереди облизывал снежки. Хорошо, что предыдущая жизнь не изнежила его и он не разучился получать удовольствие даже от такой малости. Раненый лежал поодаль на спине и не шевелился.
Доедая снег, Сима прикрыл глаза. Сейчас он заснет, и пусть все пропадает пропадом. Его больше не занимают ни подлые дикари, ни пятеро беглецов, ни умирающий Демвер, ни собственные потуги выжить в этом запутавшемся мире. Только спокойный сон до утра, в тепле, пусть и на голодный желудок. А утром будь что будет…
Среди ночи он все-таки проснулся. От холода. Дрова прогорели, угли еле теплились, и печь остыла. В приоткрытое под потолком окошко падал свет луны. Сима нехотя встал и задвинул ставень. Нечего последнее тепло выпускать. Зато теперь стало темно. Сима представил себе, где лежит Демвер, опустился на четвереньки и пополз, прислушиваясь. Дыхания раненого слышно не было. Не умер ли? Нет, вот он. Рука как будто не холодная. У трупов она быстро становится ледяной. Тем более зимой. Это Сима знал наверняка. Много раз проверял. Этот был жив. «А зачем я его искал? Ах да, одеяло! — Сима стащил с невидимого в темноте тела шубу, подумал и вынул из-под тяжелой головы свой свернутый плащ. — Перебьется. Мне это сейчас больше пригодится. Я помирать пока не намерен». С этой радостной мыслью Сима отполз подальше от спящего, забрался на всякий случай за печку, устроился поудобнее в не слишком чистой, но вполне пригодной, а главное — теплой меховой постели и снова попытался заснуть.
Сквозь сон, о чем он вспомнил уже наутро, когда протирал глаза и принюхивался в прежней темноте, ему мерещились шаги и чьи-то приглушенные голоса. Однако ему снились женщины, много женщин, и он решил, что это они ходят по дому, его дому, юные и сероглазые, как Велла, сестра Хейзита, и о чем-то его все время просят. А он не может им этого дать, потому что не понимает. Не понимает их речь, их жесты. Только любуется, крутит головой и улыбается…
Когда он встал наконец на ноги и вышел, поеживаясь, из-за печи, то первым делом заметил, что дверь снова распахнута. При этом он точно помнил, что вчера брал оба снежка в одну руку, когда закрывал засов. Ошарашенно огляделся по сторонам. Трупа, то есть Демвера, нигде не было. Исчез даже лук со стрелами. Кроме той, острием которой он накануне разрезал рубаху на бинты. Она осталась под столом. И была теперь его единственным оружием.
Принюхивался Сима тщетно. Он предполагал уловить запах вчерашних дикарей, однако открытая дверь сделала свое коварное дело: в избе пахло лишь мокрым деревом и гниловатым воздухом с улицы. Присмотревшись, Сима понял, что снаружи накрапывает мерзкий дождик, поедающий давешний снег.
К счастью, огниво было на месте, на печи. Он снова разжег дрова и растер над огнем руки. Вот и умылся. Если бы еще уметь завтракать углями. Хоть чем-нибудь, что в обычное время считается несъедобным. Сима закатал рукав и покусал себе руку. Возникло слабое ощущение поедания холодного окорока. Только самого себя он есть, разумеется, не будет. Потерпит. Зато потом, когда все-таки доберется до дома, закатит своему пустому желудку такой пир! Он представил стол, уставленный яствами, только что принесенными слугами с рынка, вдохнул аромат свежеиспеченного хлеба, сделал мысленный глоток медового крока и чуть не разрыдался. Ради того, чтобы все это возникло перед ним не в мечтах, а на самом деле, стоило побороться. Причем если раненый Демвер был еще поводом остаться, то теперь, когда тело исчезло, неважно как, но исчезло, оставаться в этой продуваемой всеми ветрами избе было смерти подобно. Могли в любой момент нагрянуть дикари. Мог вернуться Гийс с дружками. Могли появиться и люди Демвера, поскольку в душе Сима придерживался версии, что среди ночи именно они пришли и забрали своего господина, чудом не заметив его, спавшего за печкой.
В путь Сима готовился со всей возможной тщательностью. Стрелу переломил для удобства хвата и сунул за пояс. Надел меховую шубу с капюшоном, поверх нее — меховой плащ наизнанку, чтобы дубленая кожа не позволила ему сразу промокнуть. Наряд получился тяжелым. Если дождь не пройдет, потом, намокнув, будет еще тяжелее. Сейчас это представлялось ему не главным. Лишь бы не окоченеть. Станет невмоготу, что ж, он что-нибудь бросит по пути. Невелика утрата. Шуба все равно не его. Демвер, если он жив, простит.
Кроме стрелы Сима прихватил с собой огниво. Если удастся целым и невредимым добраться до дома, едва ли оно ему когда-нибудь понадобится, но оставлять его здесь было недопустимой роскошью. О том, что им мог бы воспользоваться другой путник, такой же голодный и замерзший, как он сам, Сима, разумеется, подумал, но прогнал эти мысли ехидной усмешкой.
Улица встретила его порывом мокрого ветра в лицо. Ну вот, теперь точно умылся. От дождя еще никто не умирал. Не то что от голода. Он подобрал по пути пригоршню клеклого снега и отправил в рот. Хоть воды вдосталь. Как же они тут жили без колодца? Кто именно тут жил, Сима уточнять не стал даже мысленно. Его это совершенно не волновало. Семейство ублюдышей, кто же еще? Отсиживаются сейчас в каком-нибудь соседнем туне со всем своим жалким скарбом. Хотя может, и не жалким вовсе. Ему приходилось слышать и о весьма зажиточных фолдитах, которым для жизни вполне хватало того, что давало собственное хозяйство. Таким и силфуры толком не нужны. Да и ана’хабаны[18] сюда наверняка никогда не заглядывали. Живность своя. Посев свой. Вайла’тун, особенно Малый, им и даром не нужен. Скучно стало, подались к соседям. Чем не жизнь? А ведь были среди вабонов и те, кто обитателей отдаленных торнов жалел. Близость Пограничья, видите ли, слишком опасна. По их мнению, которое в последнее время доходило до ушей Симы все чаще, фолдиты несправедливо выселены на окраины и служат чуть ли не живым щитом от дикарей. И пусть служат! Кстати, еще неизвестно, не снюхались ли местные фолдиты с самими дикарями. События вчерашнего дня как нельзя лучше подтверждали эти его давнишние опасения. С какой уверенностью те трое вошли давеча в избу! Как к себе домой. Видать, не впервой. Правда, среди них был, как выяснилось, самый что ни на есть вабон, но это обстоятельство не сильно меняет дело. Шеважа здесь научились хозяйничать. Вполне вероятно, их успели к этому приучить. Зажравшиеся твари!
