Майкл Роэн - Кузница в Лесу
Элоф решительно завернул скипетр в мягкую кожу и убрал в котомку, Керморван был его другом, и он все расскажет ему раньше, чем Корентину, но пока он решил не говорить никому.
Последующие быстротечные дни не уготовили никаких новых сюрпризов для Элофа. Наоборот, казалось, что они смягчили первоначальное потрясение и сделали знакомым то, что раньше казалось чуждым и странным. Решив по возможности держаться подальше от придворных знакомств, Элоф вскоре обнаружил, что ему это не удается. По правде говоря — как с невинной радостью сообщили ему Рок и Иле, — отчасти вина лежала на нем. Он был по-своему красив, а его замкнутый и задумчивый вид в сочетании с высоким рангом и мастерством, на который указывало одеяние королевского кузнеца, сделал его необычайно популярным среди придворных дам. На каждом шагу его приветствовали со смесью благоговения и напряженного интереса, неотразимой для большинства мужчин, особенно таких молодых, как он. Тем не менее его нетерпение росло; где-то была Кара, и все великолепие Лис Арвален ни на мгновение не могло занять ее место. Его радовало женское внимание, но он находил придворное общество и манеры утомительным, гнетущим, таким же роскошным и тяжелым, как драпировка на стенах, и столь же потускневшим от времени. Даже неизменная доброта и вежливость Корентина стала казаться вкрадчивой, почти тошнотворной. Хуже того, Керморван, относившийся к принцу с огромным уважением, стал напоминать его и утратил яростную решимость и даже некоторое высокомерие, во многом определявшие его характер.
— Это не так уж плохо, — возразил Рок, выслушав его. — Может быть, эта славная Терис смягчала его нрав, но кто мы такие, чтобы винить его? Ты просто встал не с той ноги или закис в одиночестве.
— Закис? — Элоф горько рассмеялся и сунул голову в холодную ключевую воду, чтобы вымыть волосы. — Как бы не похуже: у меня такое чувство, что мое прошлое потерялось среди деревьев. Везде лес, ничего кроме леса — ни места, ни времени под тенью этих ветвей, вползающих мне в душу! Даже мое мастерство забылось, и все тайны учения кажутся смутными тенями. Впрочем, это неудивительно: здесь, среди растущих вещей, искусство кузнеца никому не нужно. Что я могу расплавить, отлить или отковать в этих местах?
— Так найди себе другое занятие! Отправься на охоту, как Гизе; кстати, он уже бродит по лесам с этим нескладным великаном Мерау Ладаном. Завтра я сам собираюсь поохотиться вместе с Иле и другими из наших, кроме Арвеса и Тенвара, которых за уши не оттащишь от придворных развлечений. Почему бы тебе не отправиться с нами?
— Охотиться? А чем еще я занимался, с тех пор как мы попали в Лес? Лесник, рыболов, охотник, собиратель — скоро мой разум сгниет, как прошлогодние листья!
Рок перекатился на спину и заплескал босыми ногами в воде.
— Ты однажды уже был охотником и рыболовом на болотах, не так ли? Кажется, тебе даже нравилась такая жизнь.
— Да, но тогда у меня была кузница и любимое дело. Там я мог приносить пользу людям, а здесь у меня нет ничего.
— У тебя есть твои инструменты, мои тоже в твоем распоряжении, так что можешь попробовать хотя бы починить что-нибудь для начала. Все, что тебе нужно, — это немного хорошей работы, чтобы согнать жирок с костей.
— Работа? — Элоф вздохнул. — А какой смысл она имеет здесь? Как я могу приступить к работе без кузницы, горна и библиотеки?
Все это можно найти.
Элоф резко повернулся к воде. Голос был ясным и нечеловеческим, как раньше, но обладал совершенно другим тембром. Он исходил не от деревьев вокруг пруда, а из каменного источника ручья.
— Что такое? — вскинулся Рок. — Что ты слышишь?
— Ручей! Падающая вода…
Ты можешь получить все, что тебе нужно. Разве я не говорил, что в моем царстве люди могут жить так, как они пожелают? Тебе нужно лишь попросить, и твои потребности будут удовлетворены. В здешних горах достаточно металла, а в библиотеке лесного чертога есть много древних книг и ученых рукописей. В некоторых о них идет речь о твоем искусстве; кузнецы и раньше трудились во владениях Тапиау. Построй себе кузницу, где захочешь. Пусть работа принесет тебе душевный покой.
— Я что-то слышал, — пробормотал Рок. — Тонкий звон, почти как мелодия… может быть, вода попала в ухо?
Он потряс головой и поковырял пальцем в ухе.
— Нет, — сказал Элоф, подплыв к краю маленького водопада и прислушиваясь к журчанию воды, льющейся на каменную поверхность. Он внезапно ощутил прилив сил и вдохновения. В его голове теснились мысли о драгоценных книгах, которые древний кузнец мог взять с собой, удалившись в изгнание. Но еще глубже зародилась другая мысль, еще не вполне оформившаяся… мысль об отчаянном и опасном предприятии.
— Тапиау говорил со мной, — пояснил он. — Как и ты, он предложил, чтобы я испробовал свое мастерство здесь. Это в самом деле возможно. Он сказал, что у него много голосов. Интересно, много ли у него глаз и ушей?
Вода не ответила Элофу, но в следующие дни и недели ему еще не раз предстояло услышать голос Великого Леса. Это было время, когда он все чаще оставался в одиночестве. Рок отправился на охоту, прихватив с собой Бьюра, Борхи и даже Иле. Арвес и Тенвар с нескрываемой радостью предавались придворным забавам. Керморван проводил время с Корентином, докучая ему вопросами о Морване и подробностях древней истории Восточных Земель, или находился в обществе Терис. Элоф мог лишь гадать, насколько серьезными были их отношения. Сам он сторонился человеческого общества, хотя вполне мог найти себе подходящую компанию при дворе. В его голове засела идея, не дававшая ему покоя ни днем, ни ночью. Он нашел себе цель и не собирался отдыхать до тех пор, пока не достигнет ее.
Корентин с радостью дал Элофу разрешение просмотреть все книги и рукописи в лесном чертоге, но сначала его изыскания были бесплодными. Он находил главным образом хроники и старые романы, любовно сохраняемые и, в некоторых случаях, переписанные заново; хотя многие из них пленяли увлекательным сюжетом, для него это было лишь пустой тратой времени. Книги, посвященные искусствам или ремеслам, как правило, оказывались пыльными и заплесневевшими; иногда страницы даже расползались от малейшего прикосновения, словно сгнившие листья на лесном ложе. Но Элоф почистил и залатал, что было возможно, кусочками тонкой ткани или подрезанного пергамента, за что получил богатую награду. Там было несколько трудов по основам кузнечного мастерства, но его вместительная память уже содержала все, что там могло находиться. Он надеялся найти утраченные трактаты, такие же редкие и загадочные, как те, которые были защищены смертоносным заговором в башне мастера-кузнеца. Здесь Элофа ждала удача. Из-под беспорядочной груды исторических рукописей он извлек один полный свиток «Иркас Элинн» — пространного трактата о символах, известного мастеру-кузнецу, который тщетно пытался отыскать этот раритет. Он не мог даже надеяться на «Книгу Скольнхира», однако нашел превосходную копию на ткани, с многочисленными интересными маргиналиями, лежавшую на одной из заросших пылью полок. Самой редкой из его находок был короткий, но увлекательный «Журнал записей Амбриса», знаменитого оружейника из Морваннека, жившего примерно за сто лет до Корентина. Кузнецы ценили его в основном за короткие цитаты из еще более древних трудов и за подробнейшие иллюстрации, которые были кошмаром для переписчиков, потому что их нельзя было копировать с помощью печатных форм. Одна из этих иллюстраций привлекла его внимание и породила новую идею — но даже мысли Элофа были проникнуты страхом, сомнением и отвращением к жестокому делу, которое теперь казалось ему все более неизбежным.
