Мария Архангельская - Девушка и смерть
Он был кругом прав, но меня охватило необъяснимое чувство противоречия, острое нежелание согласиться, быть может, вызванное тем, что он и впрямь влез не в своё дело, пусть и с наилучшими намерениями.
— Почему вы думаете о нём только плохое? — спросила я. — Быть может, он не только отпустит меня в самостоятельную жизнь, но и благословит на неё. Случай с ди Соуза не показатель, мне его общество было неприятно, и Леонардо это понял.
— Возможно, вы правы, но готовы ли вы проверить это на практике? А что до того, как я о нём думаю… Ваш Леонардо наверняка относится к человеческой жизни с изрядным пренебрежением. Он и сам уже не живёт, так что для него люди — не ровня.
Я опять уставилась в пол. Андрес и сам не подозревал, насколько был прав.
— Смерть Марселы Мачадо — уверены ли вы, что это не его рук дело? — добавил он.
Ответить было нечего. Я сделала над собой усилие и поднялась.
— Я ценю вашу добрую волю, сеньор, но я сама способна разобраться со своей жизнью. Вы высказали своё мнение, так что, если со мной что-нибудь случится, ваша совесть может быть чиста. Всего хорошего.
— Совесть? — переспросил Андрес и вдруг схватил меня за руку, с жаром воскликнув: — Нет, моя совесть не будет чиста! Анжела… я не смогу жить, если с вами что-то случится. Ваша жизнь для меня дороже собственной, и я не успокоюсь, пока не сделаю для вас всё, что только возможно!
— Что с вами, сеньор?
— Неужели вы не видите? Анжела, вы позволите мне снова вас так называть? Я не верю, что мои чувства секрет для вас, но я всё равно скажу: я люблю вас, Анжела, люблю, как никто и никогда. Умоляю, позвольте мне быть вашим другом и защитником.
В любовных романах, которых я перечитала немало, такие признания заканчивались предложением руки с сердца, но сейчас ничего подобного, разумеется, не предполагалось. Да я и не ждала этого. Но вот само признание… Ну почему, почему он не сделал его раньше, ещё до того злосчастного разговора на юбилее?! Тогда я, не колеблясь, послала бы к чёрту Леонардо с его служением искусству, то есть его собственной персоне. А сейчас…
— Сеньор, — сказала я, — давайте не будем об этом.
— Вы меня не любите? Хорошо, я не стану тревожить вас разговорами о моей любви. Но позвольте мне быть рядом с вами, помогать и служить вам.
— Не надо, — резко и торопливо сказала я.
— Вы не хотите? Или этого не хочет он?
— Какая разница? — я отстранила его и пошла к двери, но он обогнал меня и загородил проход, прислонившись к створке спиной.
— Не уходите.
— Пропустите меня.
— Нет.
— Что это значит, сеньор ди Ногара? Вы опять хотите оскорбить меня?
— Я никогда не хотел оскорбить вас.
— Тогда пустите! Или уходите сами.
— Я не уйду, пока вы не обещаете порвать с Леонардо Файа.
— Да кто вы такой, чтобы ставить мне условия?! Вы ничего не знаете о нём и обо мне! Ничего!
— Я знаю одно — я не переживу, если с вами что-то случится.
— Все мужчины так говорят, — сквозь зубы процедила я, отворачиваясь.
Его рука коснулась моей.
— Анжела…
— Не прикасайтесь ко мне!
— Анжела, — настойчиво повторил он, — поверьте мне. Я вам не враг. Я люблю вас и сделаю для вас всё. Если вы будете рядом со мной, вы никогда ни о чём не пожалеете, клянусь. С тех пор, как я снова узнал вас, не было дня, когда бы я не думал о вас. Я могу описать, как вы были одеты тогда, в день нашей первой встречи. На вас была белая пачка, расшитая блёстками, а на голове — серебряный венец Снежинки. Это было после представления «Рождественской сказки», верно? Вас ругала та мегера, а потом я увидел вас в коридоре, и вы были такой одинокой и беззащитной…
На мои глаза вдруг навернулись слёзы. Я опустила голову, пытаясь их скрыть.
— Разве вы не чувствуете? — Андрес оторвался от двери и шагнул ко мне. Теперь мы стояли совсем рядом, почти соприкасаясь. — Разве вы сами не чувствуете, как мы с вами близки друг другу? Мы — половинки одного целого, Анжела, нам самой судьбой предназначено быть вместе. Анжела…
Его руки скользнули мне на плечи. Я упёрлась ладонями ему в грудь.
— Сеньор, не надо.
— Надо, — прошептал он, преодолевая моё сопротивление, привлёк меня к себе и нашёл губами мои губы. Потом вдруг наклонился и подхватил меня на руки. Оглянулся по сторонам и направился к дивану. Я понимала, что будет дальше, но вырываться и брыкаться почему-то казалось мне ужасно неловким, и я только беспомощно бормотала:
— Не надо, Андрес, пожалуйста…
Но он не слушал, он знал, что хотел, игнорируя мои слабые попытки его оттолкнуть. Моё платье оказалось на полу, следом упал его сюртук.
— Ну что ты дрожишь? — шёпотом спросил Андрес. — Не бойся, всё будет хорошо. Любимая…
* * *— Прошу вас, — секретарь вежливо распахнул передо мной дверь. Я решительно шагнула через порог, и сеньор Эстевели поднялся мне навстречу:
— Добрый день, сеньорита. Чему обязан радостью видеть вас? Да вы садитесь.
Я села и тут же взяла быка за рога:
— Сеньор Эстевели, я хочу расторгнуть контракт с вашим театром.
— Расторгнуть? Почему?
— По личным обстоятельствам. Прямо сейчас.
— Что значит — прямо сейчас? — брови директора поползли на лоб. — Не дожидаясь конца сезона?
— Именно. Уже завтра я намерена отсюда уйти.
Некоторое время сеньор Эстевели молчал.
— Мы собирались предложить вам контракт на три года, — сказал он наконец. — Но дело не в этом. Для того чтобы расторгнуть контракт, нужны веские причины, сеньорита. У вас такие имеются?
— Имеются.
— Так поведайте мне о них, сеньорита Баррозо.
— Это причины личного характера, сеньор Эстевели, и я не хочу их называть.
— Тогда вы понимаете, что ваш отказ позволяет мне обратиться в суд?
— Готова уплатить любой штраф, любою неустойку.
— Они будут весьма велики.
— У меня есть деньги, сударь.
На самом деле деньги были не у меня, а у Андреса. Я немного сомневалась, стоит ли их принимать, но иного пути не было.
Сеньор Эстевели опять помолчал, пристально глядя на меня.
— Это, должно быть, очень веские причины, — повторил он, — если ради них вы решили так подвести театр и своих товарищей. Я надеюсь, вам не надо напоминать, что на вас держится значительная часть репертуара? Дублёры есть, но у них были и свои планы, а теперь, с учётом смерти Мачадо, нам придётся спешно затыкать огромную дыру.
— Я всё это понимаю, и, поверьте, очень вам сочувствую, — я твёрдо встретила его взгляд. — Но если вы не подпишете моё прошение об увольнении, мне придётся обойтись без него.
