Екатерина Федорова - Леди-рыцарь
Дождь уже закончился, выглянуло яркое солнышко. То есть местное светило. Парило, как в оранжерее. Серега отыскал углубленьице с начавшей уже подсыхать грязью. Щедро макнул ладонью, проломив корку, художественно обтер грязную кисть о волосы и лицо. Подумав, добавил еще немного бомжовского колорита на плечи и живот. Окунул в грязь босые ступни. И уже увереннее пошел по еле заметной тропке к каналу, являя собой местную модификацию беспризорника, великовозрастного правда. Но все же прошу любить и жаловать. Даже его скелетообразная худоба (пособие по костям и мечта анатома, как тонко охарактеризовывала особенности его телосложения мама-врач) оказалась весьма кстати.
Ворота амбара, в середине которого пряталось их убежище, были по-прежнему заперты. Зато возле остальных амбаров картина изменилась, и изменилась разительно. Из распахнутых недр соседнего склада целая вереница юрких грузчиков бодро выволакивала какие-то мешки и грузила ими караван телег. Вокруг кипела суматоха, под ярким солнцем туда-сюда шмыгали голодранцы. Самого юного подросткового возраста и с ужасно деловым видом. Оставалось только надеется, что внешне он похож на них в достаточной степени. В достаточной для того, чтобы не вызывать подозрений. Справа со стороны замка приближалась внушительная кавалькада из верховых, вооруженных длиннющими копьями. Отсюда явно пора было двигать…
Серега втянул голову в плечи, сильно ссутулился и потрусил вдоль канала. Не слишком быстро, чтобы не приняли за убегающего воришку, но и не слишком медленно, дабы поддержать видимость умеренно спешащего по своим делам бомжа. На него никто не обратил внимания. Слава тебе господи, мимикрировал в окружающую среду… Верховые обогнали его и помчались дальше, веерами разбрызгивая грязную жижу. Все, кому выпало несчастье находиться в этот момент по обочинам дороги, тотчас принялись отряхиваться, густо забивая воздух местными матерными сопряжениями. Грузчики, и без того убийственно грязные под своими мешками, радостно скалили зубы, возчики и субъекты в одеждах подороже, стоявшие возле них, торопливо принялись комментировать случившееся.
– Из замковой тюрьмы сбежали, – сказал мрачный худой типчик с лицом, на котором мучивший его геморрой был прописан крупными буквами. – Бают, просто звери какие-то. Бедных палачей господина барона сказнили страшной смертию, прямо-таки все кости перемолотили!
Серега тормознул и свернул за угол ближайшего амбара, по пути демонстративно развязывая пояс своих штанов, якобы по мелкой нужде.
– Бяда какая! Чума на них, прости господи, – злорадно поддакнул плечистый грузчик, только что скинувший на подводу типчика свой мешок. – Я слыхал, главному палачу полчерепушки снесли, ну прям как по яйцу ложкой долбанули. А евоному помощнику ручки аки веточки переломали и колечками свернули – поиздевались от души, словом. Эхма, что энти душегубы с такими добрыми да хорошими людьми уделали!
И детина с топотом уличался, радостно поблескивая белками глаз и зубами.
– Ищуть их, – метнув вслед грузчику злобный взгляд, продолжил типчик с геморроем. – Въезды-выезды из города перекрыты. Всех осматривать будут на предмет энтого, значитца.
– И-и, воры да убивцы, знать? – фальцетом поинтересовались от соседних подвод.
– Оне самые. И как только наш хоробрый барон не убоится заключати в своем замке таких злодеев… И ведь опять спымать их хочет, сокол наш, ужо и про награду у Объявного столба кричали – по двести маврикиев за кажного, а общим-то числом их шестеро!
– Эт што ж, ежели проскладать, чуть ли не тыща выходит?
Типчик тут же принялся сосредоточенно складывать что-то на пальцах.
– Тышша и есть! – наконец объявил он заинтересованной аудитории, и все дружно ахнули.
Прибежал давешний грузчик, бухнул на подводу еще один мешок.
– Ты бы, дядя, – с азартом рявкнул он, – хучь описал бы их. Глядишь, мимо кто пробегить. Тут мы их и… А?! Те ж усе равно уезжать, так посочувствуй оставаюшимся – каково нам тута оставаться-то, с татями-разбойниками за кажным углом и без баронских маврикиев к тому ж!
Толпа дружно грохнула хохотом. Типчик важно откашлялся, выдавил из себя предупредительно-сигнальное “э-э-э”, и все быстро умолкли.
– Шестеро их, – строго провозгласил он, указующе воздев к небу перст. – Ростом преогромны и плечьми преразмашисты, одно слово – тати и душегубы. Одна из их —девка, смердовка беглая, еще в малолетстве некоего благородного господина премерзко совратившая, втершаяся к ему в дом и оттого ухватки и манеры благородной дамы досконально знающая и изображающая. Волосом светла, лицом хороша, очеса имеет синие и телом могуча. Еще бывший лекарь города вашего, спознавшийся с гостями из преисподней и черной магией творивший падеж скоту, мучительные смерти бедным горожанам и младенцев по ночам резавший, дабы утробу свою их плотью и кровью невинной набить! Третий – преотвратный оборотень-скелет, на коего остановительное заклятие наложил некий святой отец в самый момент его превращения, и оттого он навеки теперя – полускелет-полулюдь! Ликом страшен и духом зело зол, беззащитным человекам творит мерзопакостное. Бойтеся его, честные люди! Дале – гном, творение нечистое, душой не обладающее, смрадное и отвратное Богу! Пятый – злой колдун, погуба роду человецкому, в младенца человецкого ж превратившийся-переродившийся, дабы еще второй срок на матушке-землице пожити и хучь бы на втором сроку жизненном род людской на самом корню сгубити!
– Во-во, и будет он на энти самые корни-корешки людские заклятия класть! – радостно вклинился в появившуюся паузу вновь прибежавший с очередным мешком на плечах давешний грузчик. – Так что берегите ваши корешки, земляки-граждане!
Аудитория частью захихикала, частью испуганно заозиралась, ладошками поприкрыв область пониже пояса.
Типчик метнул в шутника возмущенный взгляд.
– А последний из них и, значитца, шестой по счету, – заявил он, до предела возвысив голос, – самый страшный злодей! Лицом и телом аки вьюнош, и зело опасен он для девиц и молодок и деток женскага полу, а также почтенных хозяек и добрых матерей преклоннага возрасту! Развращает он сих несчастных и творит с имя столь непотребные вещи, что Бог на небе плачеть кровавыми слезьми!
Н-да, подумалось Сереге, эк меня… расписали. Значит, я теперь совратитель малолеток, несовершеннолетних и старух. Н-да… То ли обижаться, то ли… гордиться, что ли. Хотя чем здесь гордиться?
– Развратом гнилостным наполнены очи его! – вещал тем временем типчик. – А орудие его, бают, несоразмерно огромно и посему прельстительно для лиц женского полу. И опосля энтого злодея ни одна баба простым муш-шиной удовлетворена не будет, а беспременно будет опять желать энтого ирода!
