Кевин Андерсон - Игра начинается
– Это – манускрипт, созданный великим ученым Максвеллом. В нем он выводит первый набор Великих Правил – уравнений, описывающих электромагнетизм. – Она выжидающе посмотрела на Вейлрета, Но тот явно не понимал, о чем, собственно, идет речь. Майер нахмурилась. – Кроме того, эта книга – руководящее и направляющее учение для Ситналты. Максвелл делает в ней вывод о том, что нам нужно отбросить суеверия и отказаться от магии, потому что они приносят Игроземью только боль и разрушения. Один из ТЕХ, по имени Скотт, изменил Правила для нашего региона и предоставил его жителям доступ к техническим знаниям. Разве вы никогда не считали несправедливым, что не можете пользоваться магией из-за отсутствия в ваших жилах крови Волшебников? Волшебство – лишь для избранных, техника же – для всех.
– Техника имеет силу только в Ситналте, – возразил Пэйнар.
Вейлрет в смущении кусал губы, не желая вступать в беседу. Ему неприятно было сознавать правоту Майер.
– Да, я всегда думал, что это несправедливо. Сам я не могу пользоваться магией, хотя знаю о магии больше, чем любой Волшебник.
Майер улыбнулась ему. Вейлрету ее улыбка показалась снисходительной, хотя он не был в этом уверен.
– Когда мы приняли основной вывод Максвелла, то решили сосредоточить силы на продвижении науки, развитии техники и улучшении человеческой расы. Мы решили изолировать себя и не ввязываться ни в какие войны. Я открою вам секрет… – Она понизила голос:
– Мы работаем над тем, чтобы совершить свое собственное Превращение! Механическим путем! Без волшебства.
Ее глаза блестели. Вейлрет подумал, что такова величайшая мечта героев человеческой расы. Но она никогда не сбудется, если Скартарис уничтожит Игроземье.
Майер протянула тонкие пальцы к драгоценной книге, но так и не решилась дотронуться.
– У каждого жителя нашего города есть копия книги Максвелла с примечаниями. Ее перепечатывали несколько раз, но это – оригинал манускрипта, написанного самим великим Максвеллом. – В голосе Майер прозвучало благоговение.
Вейлрет улыбнулся ей, как улыбаются при виде шалостей ребенка.
– Значит, вы якобы отказались от суеверий, да? Но твое поведение по отношению к этой книге как раз очень напоминает религиозный трепет.
Майер покраснела.
– Ты путаешь благоговение перед авторитетом, а также глубокое уважение к источнику знаний с какими-то глупыми суевериями.
– Есть ли разница между слепым благоговением и глупым суеверием? – подначил Пэйнар.
– Безусловно! – отрезала Майер. – Пойдемте со мной.
Она вытолкала гостей обратно на свет. А затем, кипя от гнева, стала бормотать чуть ли не себе под нос:
– Думанье – вот основное наше занятие. Идеи – вот наша главная продукция. Один из ученых Ситналты выдвинул логически обоснованную гипотезу причин возникновения границ между гексагонами. Он предположил, что это проявление упорядоченной кристаллической структуры, лежащей в основе земной коры. Вы только подумайте! Сколько интуиции и воображения понадобилось для выдвижения такой гипотезы, а теперь это стало очевидным.
Пэйнар промолчал, но Вейлрет кивнул:
– Никогда даже не думал об этом.
– А вот мы думаем обо всем, – справедливо похвастала женщина.
Она провела странников в главную комнату другого здания. Десятки людей стояли вдоль столов, протянувшихся от одной стены до другой. Стоя плечом к плечу, горожане бросали многогранники в специально отведенные для каждого деревянные коробки. После каждого броска ситналтанин щепетильно отмечал результат в блокноте, лежащем рядом с его рабочим местом, и снова повторял бросок. Громыхание и бряцание тысяч камней о донышки деревянных коробок словно громом отдавалось в ушах Вейлрета.
– Мы собираем данные, – сказала Майер, повысив голос. – Наступит день, и мы узнаем правду о загадочных Правилах Теории Вероятностей. Тогда весь мир будет у нас в руках.
* * *
Майер стояла, подперев руками бока и разминая их своими длинными пальцами.
– Не будете ли вы так любезны сообщить, зачем вам понадобилось видеть профессора Верна и профессора Франкенштейна? Вы же знаете, они очень заняты.
Пэйнар повернул к ней ничего не выражающее лицо:
– Я предпочитаю объяснить это им самим. Майер была ужасно расстроена реакцией экскурсантов и их поведением во время демонстрации достопримечательностей.
– Вы должны выказывать нашим гениям должное уважение! У нас есть все основания подозревать, что один из ТЕХ, по имени Скотт, напрямую манипулирует обоими профессорами. Они очень важные фигуры. Они важны для нас и для всей Игры. Им некогда заниматься вашими глупостями…
– Нам, Майер, ваши гении нужны не для глупостей, – решил вмешаться Вейлрет. Ему показалось, что собеседница как будто чего-то пугается, когда начинает говорить о Верне и Франкенштейне. – Правда. – Вейлрет сделал попытку улыбнуться ей. Похоже, она не знала, как на это отреагировать.
Майер повернулась и вышла из здания. Им ничего не оставалось делать, как последовать за ней.
Вдруг она остановилась и тихо заговорила:
– Раз вам не нравятся те места, которые я показываю, значит, я не такой уж хороший гид. – Она напустила на себя чопорный вид. – У меня есть более важные дела, чем развлекать вас. Если вы не сможете самостоятельно вернуться в отведенную вам комнату, обратитесь за помощью через любое переговорное устройство.
Она быстро зашагала прочь и свернула за угол прежде, чем Вейлрет успел что-либо сказать.
– Очень на них похоже, – заключил Пэйнар. Вейлрет нахмурился, сбитый с толку:
– Думаю, она просто не привыкла к тому, что их хваленые изобретения не вызывают должного восхищения. Возможности ситналтанской техники действительно потрясают, особенно тех, кто не способен пользоваться магией – меня в том числе. Но когда мы задаем ей вопросы, она сразу теряется. По-моему, она нас опасается.
– Как школяр, который тараторит зазубренный урок и боится, что кто-то его собьет. Будем надеяться, что с профессорами нам повезет больше.
Вейлрет и Пэйнар стояли как громом пораженные среди хаоса, царящего в лаборатории Франкенштейна и Верна. Повсюду валялись полуразобранные механизмы, полусобранные приборы или просто куски арматуры, и все это сдабривалось запахом масла. Уравнения змеились по всем стенам, вылезая даже на кирпичи – досок явно оказалось недостаточно.
Профессор Франкенштейн низко склонился над столом, освещаемым яркой газовой лампой, и что-то препарировал. Около него лежала огромная раскрытая книга, где он тщательно делал пометки. Со своего места Вейлрет смог рассмотреть детальные зарисовки частей тела и коричневые пятна засохшей крови на бумаге.