Лев Вершинин - У подножия вечности
…СИЛУ…
…и так получилось с этим сном! СомнениЯ ЕГО, мгновеньЯ пониманиЯ, отброшенные, отторгнутые, отрезанные, упали в сон простоты и слились с нею, породив силу большую, нежели ЕГО сила… сплетение, сочетание, слияние простоты и сомнений… интересно!.. любопытно!.. никогда Я не сталкивался с подобным, надо бы вспатьсЯ получше, покрепче, посильнее… вспатьсЯ в этот сон и попробовать рассудить, разобраться… но они, сны снов, задают вопросы ЕМУ, значит, ОН сильнее пока, чем они…
…ПОКА…
…вопросы!.. вопросы?.. вопросы!..
они задают вопросы, понял ОН, они еще слабы и не могут пока понять, сообразить, уразуметь, постигнуть, что несложно, нетрудно, не стоит усилий приснить ответ…
…ОТВЕТ!..
…необходимо, следует, должно, требуется быстро, срочно, рьяно, безотлагательно дать им ответ… …потому что, соединив сомнения с простотой, этот СОН сам стал созидать СНЫ, но не играет ими как положено, как должно, как следует…
…А ЖИВЕТ РАДИ НИХ!..
нужно дать им ответ, нужно дать им суть, которая будет для них стержнем, смыслом, целью, отрадой… нужно…
…НУЖНО…
дать им СОН, который станет ОТВЕТОМ, пусть они займутся, отвлекутся, сосредоточатся на ЕГО сне… ведь если будет так, то они останутся частью ЕГО, а сон, подаренный ИМ, уравновесит противостояние несовместимого, соединит сути …а потом, конечно, безусловно, натурально, естественно, разумеется, снова будут сомнения, снова столкнутся сущности …отрицание подточит веру, а вера пожелает растоптать отрицание… но это будет после, позже, спустя …будет время сосредоточиться, подготовиться, придумать …а сейчас следует спешить с ответом, пока Я не проснулсЯ, пока ОН не исчез, ненужный, брошенный, изгнанный, позабытый, покинутый, нужно дать им ответ… нужно поскорее приснить для них, только для них, исключительно, безраздельно, эксклюзивно для них, ни для кого больше, ни для единого, кроме них… нужно приснить и отдать им – пусть подавятся, удавятся, утопятся – сон, который станет ответом на все их вопросы, надолго, надолго… надолго?.. и ОН ответил СНУ, который не был больше сном… и – с облегчением, с умилением, с удовлетворением, с радостью, с восторгом – ощутил, что удалось, получилось, выгорело, процесс пошел…
и Я, в несуществовании которого ОН сомневался, перестал шевелитьсЯ во сне, успокоилсЯ и продолжил крепко и сладко спать, снЯ бесчисленные сны…
А двое, сумевшие взойти к вершине подножьЯ, стояли лицом к лицу и не глядели друг другу в глаза…
Пока не осознал один из них – вдруг и нежданно: вот перед ним Человек, подобный ему во всем. Меч Справедливости в его руке, но никак не обнажить его, ибо что значит справедливость, не знающая сомнений?
Пока не понял другой – сразу и безусловно: вот перед ним Человек, ничем не отличный от него. Свиток Истины в его руках, но никак его не развернуть, ибо что есть истина, отвергшая простоту?
…и… понимание… этого… было… ответом…
…на… вопросы… которые… не… успели…
…высказать… сумевшие… взойти…
И тогда, поняв и осознав, возложили они у подножья Свиток и Меч, и встал Человек плечом к плечу с Человеком, ожидая свершения неизбежного.
Вспыхнуло невидимое, неощутимое полымя, охватило сложенное у подножьЯ, смешивая, связывая воедино; шурша, развернулся вспыхнувший свиток, звеня, выполз из ножен раскаленный клинок, и пропали, исчезли, превратились в неразделимый пепел они, а из пепла, возрождая слиянную отныне с Истиной Справедливость, утверждая вовеки неотделимую от Справедливости Истину, воспряла конечная суть.
Ясные синие озера улыбнулись лукаво из-под прядки русых, упавших на лоб волос, и пошел Феодосий вперед, к ней, ибо Велюшка это была, и звала она его, и манила, и сулила прощение, забвенье вины и счастье…
Кроткие темные агаты посмотрели скорбно и нежно, дрогнула на пушистых ресницах слеза, и Ульджай, слепо вытянув руки, побежал вперед, к ней, к матери, которую не помнил, которую видел только в давних, обиженных мальчишеских снах…
И со всех сторон, неведомо как очутившись здесь, шли к ней люди – много, много людей, самых разных, знакомых и незнакомых… и боярин Михайла был здесь, шел вразвалку, обняв за плечо Бориса Микулича, и Тохта, и Ондрюха, и сотник-мэнгу, и Бушок с Кудрявчиком, и, легко обгоняя бредущих, летел, почти не касаясь земли, человек-алмыс, бережно прижимая к груди небольшого, ветхого, остроглазого старика…
…все они, все, живые и павшие, рожденные и еще не пришедшие на свет, шли навстречу ей, ей, единственной, для которой, ради которой, во имя которой только и стоит жить.
И укрыла она всех, не отделяя родных от приблудных, серебром, и чернью, и золотом плащаницы своей…
Докончанье
Был Козинец-городок, не был ли – то уже никому не ведомо.
Ушли пять татарских сотен в леса, добывать княжью казну – и не вернулись, сгинули, как не были. И без них потекла степная волна дальше на закат, докатилась в последнем кровавом приливе до светлого Ядран-моря и, расплескав силу в пути, отхлынула, истомленная, в привольные волжские степи…
И мнилось тогда уцелевшим, выплывшим из смертного потока, что минули времена страшнейшие, хуже которых выдумать невозможно, и настанут отныне навеки мир и покой. Но всякое время наихудшее тому, кто в этом времени умер, и только снился покой неохватным лесам и степям. Опять и опять железо и огонь направляли люди – град на град, род на род, племя на племя, обычай на обычай, вера на веру, брат на брата, и никак нельзя было разминуться с бедой, и плакали люди: ужели некому примирить?
Было. Есть. И вовеки пребудет великая Мать, пред которою все равны и ни один не отличен; на всех хватает любви, и надежды, и веры, и мудрости ее, на всякую речь и для всякого племени; нет избранников у нее и отверженных нет, от золотых церквей до башен, увенчанных крутым полумесяцем, и до идолов тихих, вкушающих благовония в кумирнях-дацанах, и до идолов громких, попивающих бубенный стук на студеных ветрах белых просторов; и чужой, придя к ней, станет своим, и своего, явившись в тяжкий час, ободряет, что недаром живет; и всякий добрый обычай приемлет, и любой язык, и каждому родные песни поет над колыбелью, и каждого молитвою провожает в последний путь; лютых врагов превращает она в друзей, а товарищей – в кровных братьев; смешав кровь, отвергает пролитие крови, но тот, кто крови детей ее жаждет, захлебнется своею, и оплачет она павшего безумца; и блудные сыновья, слепо глумившиеся над ней, возвращаются в свой час, не умея быть без нее, и прощает она их и вновь принимает в объятья свои; когда же, себя лишь любя, разрывают ее, вновь вопреки всему срастаются рассеченные куски, и снова, и вновь, и опять встает, пока живы те, кому радостно светлое имя ее, и так будет всегда, до конца, скончанья же ей нет, имя же ей – Россия!
![Елена Вихрева - Акелдама - кровавое поле битвы [СИ]](/uploads/posts/books/1764/1764.jpg)
