Фрэнк Перетти - Тьма века сего
– И вы даже не догадываетесь, кто это может быть? Страчан отрицательно покачал головой.
– Ну ладно, что вы еще знаете о ней самой? Страчан задумался, вспоминая нужные сведения:
– Училась в Лос-Анжелесе, преподавала в других университетах, прежде чем попала в Вайтмор-колледж. На факультете она уже не меньше шести лет. Насколько я помню, всегда интересовалась восточной философией и оккультизмом. Какое-то время была связана с новоязыческой группой в Калифорнии. Но, понимаете, я только три назад заметил, что она открыто излагает свои верования ученикам, и был поражен, узнав, что ее лекции вызывали большой интерес. Ее вероучение и рекомендации по его практическому применению нашли отклик среди студентов и среди преподавателей.
– Кто же из них на это прельстился? Страчан негодующе потряс головой:
– Это безумие продолжалось на факультете психологии несколько лет, прежде чем я обратил на него внимание! Среди коллег Лангстрат могу назвать – Маргарет Исландер… вы ее, может быть, знаете?
– Я думаю, моя подруга Руфь Вильяме знакома с нею, – заметила Бернис.
– Исландер одна из первых вошла в группу Лангстрат, правду сказать, она всегда интересовалась парапсихологией, как впрочем и Эдгар Кэйс, так что это было естественно.
– Вы можете назвать кого-нибудь еще? Страчан достал мелко исписанный листок бумаги и положил его перед Маршаллом.
– Я просматривал его множество раз после того, как покинул университет. Перед вами список почти всех работников кафедры психологии… – он указал на несколько имен. – Тревор Коркоран приступил к работе только в этом году. Прежде чем попасть в университет, он три года учился не где-нибудь, а в Индии. Хуаните Янке заменила Кевина Форда… Да и многие другие сменились за последний год. У нас произошли большие кадровые перемещения.
Маршалл заметил вторую группу имен на листке.
– А кто эти люди?
– Гуманитарный факультет, потом факультет философии, а эти, внизу, читают лекции по биологии и подготовительный курс медицины. В Вайтмор-колледже произошли большие перемещения.
– Вы говорите это второй раз, – заметила Бернис. Страчан взглянул на нее:
– Что вы хотите этим сказать?
Бернис взяла листок из рук Маршалла и положила его перед Страчаном.
– Расскажите, пожалуйста, все по порядку. Кто из этих людей пришел в университет за последние шесть лет после того как появилась Лангстрат?
Теперь Страчан начал более внимательно вглядываться в фамилии:
– Джонс, Конрад… Вайтерспун, Эппс…
Преобладающее большинство преподавателей и ассистентов заменили тех, кто ушел сам или тех, с кем не возобновили контракт. Да, разве это не примечательно?
– Я бы сказала, что это весьма примечательно, – отозвалась Бернис.
Страчан был явно потрясен.
– Эти просто невероятные изменения преподавательского состава меня очень беспокоили, но я не задумывался… Это многое объясняет. Я знал, что между этими людьми существует какая-то связь. Какие-то необъяснимые, очень специфические отношения, особый язык, тайны, особое отношение к действительности. Вероятно, никто из них ничего не мог делать без ведома других. Я думал, это причуда, носившая скорее социологический характер… – он поднял глаза от списка, в них разгорался огонек новых мыслей. – Значит, это было более серьезно. Наш университет оккупирован, а кафедры заселены… сумасшедшими!
Короткое, как вспышка, воспоминание на мгновение возникло в голове Маршалла, будто быстро промелькнувший кадр, – его дочь Санди, говорящая: «Люди вокруг начинают реагировать мистически. Я думаю, нас захватили какие-то чужаки». И вслед за этим вспомнился телефонный разговор с Кэт: «Я боюсь за Санди… она уже не та Санди, что была раньше…»
Маршалл отогнал воспоминания и продолжал листать свои записи. В конце концов он наткнулся на старый листок, полученный Бернис от Альберта Дарра.
– Ладно. Теперь посмотрим, что за курсы были у Лангстрат: «Введение в сознание богов и богинь и Возможности… Тайное медицинское колесо… Магические формы и рисунки… Дороги к Внутреннему свету… Встреча с твоими собственными духовными проповедниками».
Страчан утвердительно кивал.
– Да, все это началось как факультатив к учебной программе, чисто добровольно, по выбору, для интересующихся студентов, и плата за курсы поступала в отдельную кассу. Я думал, они изучают фольклор, предания и традиции.
– Насколько я понимаю, они относятся к этой чепухе совершенно серьезно.
– Видимо, да. И теперь выходит – большая часть преподавателей и учащихся… заколдованы?!
– Так же, как руководители правления. Страчан снова задумался.
– Послушайте, я думаю, что подобное же умопомрачение напало на членов университетского правления. Там всего двенадцать мест, и пять из них внезапно заняли новые люди за каких-то полтора года. Иначе как объяснить результат голосования? До этого в правлении у меня были верные друзья.
– Как их звали, и куда они подевались?
Бернис записывала имена, а также сведения о каждом, насколько помнил Страчан. Джек Абернатти умер. Морис Джеймс обанкротился и сменил работу. Фред Айнсворт, Джордж Ульсон и Рита Якобсен уехали из Аштона неизвестно куда.
– То же самое произошло с другими, остались только те, кто вошел в мистическую группу.
– Включая Кулинского, нового ректора, – заметила Бернис.
– И Дуайта Брандона, владельца земли.
– А как с Тэдом Хармелем? – спросил Маршалл. Страчан сжал губы, опустил глаза и вздохнул.
– Он попытался выйти из игры, но к этому времени он слишком много знал, ведь недаром он был дружен со мной. Поэтому они сочли, что легче будет оговорить Хармеля, чем контролировать его. Они заставили Тэда уехать из города, состряпав подходящий к случаю скандал.
– Они столкнулись лбами, – пробормотала Бернис.
– Естественно. Он мне постоянно твердил, что это новое увлекательное научное открытие в области человеческого сознания, и уверял, что вначале им двигал интерес к новому. Но он все больше и больше впутывался в их шашни и попадал в зависимость. Они обещали поддержку, а значит, и успех его газете, если он войдет с ними в компанию.
Перед мысленным взором Маршалла встала еще одна картина: серые глаза Бруммеля смотрели на него гипнотизирующе, и манящий голос вопрошал: «Маршалл, мы хотим знать, с нами ли ты…»
Страчан продолжал говорить. Маршалл очнулся и переспросил:
– О, простите, что вы сейчас сказали?
– Я сказал, что Тэду пришлось выбирать. Он всегда руководствовался прежде всего истиной и был беспристрастен ко всем, даже к своим друзьям, включая меня. С другой стороны, он принадлежал к группе Лангстрат, придерживался их философии и был прекрасно осведомлен об экспериментах. Я думаю, он считал, что истина неприкосновенна, что пресса всегда имеет право на свободу, но пока, находясь на распутье, он начал печатать материалы об экономических проблемах. И явно перешел границы дозволенного в отношении членов правления.
