Фрэнсис Хардинг - Недобрый час
Как заботливая хозяйка делает заготовки на зиму, так Эпонимий Клент готовил почву для маленькой лжи. В сущности, тот же театр. Вздыхаешь, будто не способен обмануть столь умных людей. Раскрываешь руки, показываешь ладони, будто распахнул перед ними сокровищницу своих тайн. А потом с усталой покорностью в голосе произносишь что-нибудь вроде «Господа, позвольте быть откровенным…».
В общем, выверни карманы, и аудитория не догадается заглянуть в рукава. Эпонимий Клент не брезговал откровенностью. Но и не злоупотреблял ей. Например, сейчас его одолевали мысли, которыми он не поделился бы ни с мэром, ни с сэром Фельдроллом. Закладку обнаружили. Как? Мошка предала их? Или дуреху выследили? Оба варианта вероятны… но неправдоподобны.
«Кто-то сливает секреты Ключникам, — про себя пропел он, покидая жилище мэра. — Даю голову на отсечение, шпион прячется среди домочадцев. Будь я Арамаем Тетеревятником, я бы первым делом по приезде в Побор, не успели бы и кони просохнуть, сосватал своего человечка мэру. Мэр смело рассуждает о тайных делах перед слугами, будто у них вместо ушей рыбьи хвосты. Что получается? Свой человек в доме есть и у Ключников, и у похитителей. Один и тот же? Может, похитители и Ключники заодно? Будем молиться, чтобы это было не так, или спасти дочку мэра будет ох как непросто».
Ясно одно. Нужен новый способ связи с ночным городом. И знать о нем его союзникам ни к чему.
Через час в другом конце города распахнулась деревянная дверь, и солнечный свет проник в грязную комнату. Внутри замерла пара человек. Один убрал руки с клавикордов, другой перестал водить смычком по скрипке. А музыка не стихла. Лилась невидимая флейта и серебристое глиссандо арфы. Призрачная мелодия прохромала несколько тактов. Лишь когда клавикордист отбил кулаком на стене испуганную дробь, звук замолк.
— Сэр! — Первым в себя пришел скрипач. — Мы репетируем, сэр!
— Очень удачно. Все, как я рассчитывал. — Дородный гость одарил музыканта лучшей из своих улыбок и решительно вошел в комнату. — Извините за вторжение, но я всю сознательную жизнь испытываю величайшую тягу к искусству. Сам я поэт, но музыка, ах, музыка! Она дарит моей душе крылья. Как бы я хотел освоить вашу способность извлекать звуки из воздуха! — Гость восторженно оглядел помещение, будто ноты серебряными рыбками порхали по воздуху.
Клавикордист смущенно изобразил поклон, а скрипач бледно улыбнулся. Оба изо всех сил старались не смотреть на стену, из-за которой прежде звучала таинственная музыка.
— Признаюсь, — тихо продолжил толстяк, — я решительно настроен выяснить, как скрипка и клавикорды могут играть за пять инструментов.
Оба музыканта налились краской, тем самым сказав гостю многое, хотя и не то, что хотели бы.
— Да, я видел, как вы пару дней назад выступали дома у мэра. Осмелюсь заметить, в высоких кругах считается неприличным обращать внимание, что из всего ансамбля играете лишь вы двое… а звучите как полноценный квинтет. Ох, где же мои манеры? — Незнакомец стащил перчатку и протянул голую руку, чтобы ее могли как следует рассмотреть. — Эпонимий Клент.
Слегка придя в себя, музыканты пожали Кленту руку. Но зыркали при этом настороженно.
— Дайте угадаю, как все было. — Глазки-щелочки Клента сверкали, как серебряная стружка. — Ансамбль состоял из дневных жителей, так? А потом некоторым изменили категорию и отправили в ночь. С тех пор вы репетируете и выступаете в тех местах, где стены тонкие, а потому ваших ночных коллег хорошо слышно.
Толстяк многозначительно посмотрел на стену, по которой до этого стучал клавикордист. Там кто-то чихнул, на него зашикали.
Музыканты переглянулись. Скрипач уныло кивнул.
— Вы платите пару монеток дневным друзьям, чтобы те стояли на сцене с инструментами, — продолжал Клент. — Слушатели не замечают или делают вид. А куда им деваться? Не отказываться же от приличной музыки? Простите, что столь бесцеремонно нарушил этикет, но, обдумывая ваше положение, я понял одну очень важную вещь. Чтобы репетировать и договариваться о планах, вам надо хоть изредка собираться в одном месте. Если я его обнаружу, то с вашей помощью смогу передать весточку в ночной город. Как можно быстрее. Поверить или нет, мои дорогие друзья, — это вечный вопрос. Особенно чужаку. Можете ли вы мне доверять? А я вам? Я готов рискнуть. Ведь у меня дело жизни, смерти… и награды.
От последнего слова у музыкантов загорелись глаза, а скрипач снова обрел дар голоса.
— Награда? Какая награда?
— Увы, живых денег у меня нет, — развел руками Клент. — Предлагаю нанести визит в лучшие магазины города. Странным образом, когда прошел слух, что я живу у мэра, мне всюду открыли кредит. Дорогие товарищи, деньги не заменят настоящую дружбу…
Кленту надо было еще кое с кем поговорить, но сперва он подверг себя истязаниям. Навестил брадобрея. «Одолжил» у модистки тряпичную розу, якобы сравнить, подходит ли она по цвету к жилетке. Почистил плащ. На встречу с госпожой Бессел в летнем саду он пришел лощеным и нарядным, насколько это возможно для нищеброда.
Та улыбнулась цветку ровной улыбкой человека, приглядывающего за своим кошельком и мыслями и не намеренного отвлекаться.
— Твои невообразимые таланты произвели незабываемое впечатление на одного важного господина, — любезно заметил Клент. — Разбитое сердце требует, чтобы я убил себя или его, никак не решу, какой вариант романтичнее.
Улыбка госпожи Бессел поблекла, а брови полезли на лоб.
— О да, особенно его поразила твоя стойкость перед лицом тяжелой утраты, — продолжал Клент, увлеченно разглядывая кончики пальцев. — Просто из любопытства, от чего в этот раз умер твой муж?
Госпожа Бессел ощерилась, как жирная рыжая кошка.
— Эпонимий Клент, ты же не наплел мэру ничего лишнего?
— Нет, Джен, что ты. Я бы ни в коем случае не стал портить тебе игру. — Клент кинул на нее взгляд, напоенный такой страстью, что ложка горечи совсем в нем потерялась. — Зима близко, зимующим птицам пора утеплять перьями гнездышки, правда, Сорока Джен?
Прозвище вызвало у собеседницы слабую улыбку. Лицо ее исказилось: стало разом и моложе, и старше.
— За перьями всегда идет охота, — признала она. — Мэр предложил мне место экономки. Хватит так смотреть! Эпонимий Клент! Я сказала, экономки.
— Пусть так. А коли мэр захочет жениться на экономке…
— То что ты ей посоветуешь? Плюнуть ему в глаз?
Повисла долгая тишина. Клент крутил в пальцах искусственный цветок.
— Нет, не посоветую. От этой горькой жизни надо брать все лучшее. И я помогу чем смогу. Друзья ведь чешут друг другу спинки, правда?
