Екатерина Фёдорова - Под сенью проклятия
— Это делаться для тофо. — Возвысил дан Рейсор голос. — Чтопы никто из благородный не есть фперед император. И чтопы помнить, что сфой еда они фкушать только по милости феликий осоп император.
И вдруг шагнул ко мне, шлепнул ладонью по столу.
— Пофторить! Быстро!
Не на ту нарвался. Мне Мирона ещё длиннее речи закатывала, а потом требовала повторить. А дурости, которые устраивает «феликий осоп император», гораздо забавнее, чем цвет, жилка и лист у калюжницы. Вот там — скукота. А ведь помимо цвета, жилки и листа, ещё нужно было запомнить, куда идет лист свежий, лист сушеный, лист вареный, пареный и толченный, куда стебель, куда корень, а куда цвет. Да ещё где растет, в какое время из земли росток дает, да когда цветет. Вот уж где ум сломаешь, пока запомнишь.
А тут что — один феликий осоп император и три его блюда.
Я ему и протараторила, только чисто, на тутешском. Он скривился.
— Глюпый дефка! Ты есть гоф-форить без должный почтений! Когда ты гофорить о феликий осоп император, тфой голос должен дрожать! Он есть сфет!
Арания уже пихала меня под столом. Язык чесался брякнуть, что мне и того света довольно, который от солнца идет. А что до императора, так даже если он весь сияет, от лба до зада, сюда евонный свет все равно не долетит — больно далеко его Зайт отсюда.
Но Арания так билась под столом, ровно её судороги сводили. И у Зоряны опять губа отвисла.
— Прости меня, дан Рейсор! — Я вложила в голос дрожь, чтобы раскаяние изобразить. — Буду стараться, обещаю!
Он зло глянул и отошел. Снова зашагал вдоль стола, вколачивая пятки в половицы с такой силой, словно гвозди ими вбивал. Опять начал рассказывать об императоре. Как он рот полощет после каждого блюда, и что всем положено делать, если он вдруг в ладоши хлопнет.
Единственная радость случилась в конце дня. После того, как дан Флювель, откланявшись после танцев, ушел, королевишна Зоряна повернулась в нашу сторону. Приказала усталым голосом:
— Как тебя там. Арания, что ли? Сходи освежись и возвращайся ко мне. Перемолвится с тобой хочу.
— Да, великий принцесс! — Сестра перегнулась в поклоне так, что едва лбом в коленки не врезалась.
Я поклонилась поскромней. Мы вышли, а на лестнице Арания вдруг зашипела:
— Ой, что делать-то! И к принцесс нельзя не пойти, и день сегодня такой.
— Какой? — Удивилась я.
— Так сегодня же вечером Рогор ждать будет! За кремлевскими воротами, с новостями!
Я застыла на полушаге. А ведь и впрямь, сегодня как раз третий день. После встречи с Глердой письмо с весточкой от Рогора вылетело у меня из головы. Напрочь.
— Выход один. — Прошипела Арания. — Ты выйдешь к воротам вместо меня. Скажешь Рогору, что я у самой королевишны Зоряны сижу, отлучиться никак не могу. Он столько лет в услужении у моей матушки был, так что поймет. Все, что он скажет, выслушаешь, и мне слово в слово передашь. Поняла?
— А если он уже того? Нашел виновного? — Спросила я.
— Даже если нашел, сегодня он его тебе не покажет. — Она задумалась, глянула на ступеньку под ногой. — Не под кремлевскими же воротами того убивца кончать! Скажи, пусть все приготовит и день назначит, а я у королевишны отпрошусь. Понимать должен, что я тоже на службе, а из дворца так просто не уйдешь. День пусть выберет или перед самым Свадьбосевом, или после.
— Ну раз так. — С сомнением сказала я. — Схожу. Только после Свадьбосева королевишна уедет в летний дворец, в село под Чистоградом.
— А ты откуда знаешь? — Арания глянула на меня с ревностью во взгляде. Губы стянулись в нитку.
Я пожала плечами.
— Вчера в бане жильцовские женки об этом болтали. А я стирала да слушала.
У Арании лицо помягчело.
— Ладно, тогда молодец. Вот можешь же пригодиться, когда хочешь, Тришка! Скажи Рогору, пусть назначит день перед Свадьбосевом. Я перед великой принцесс ужом вывернусь, но умолю её отпустить меня на денек. Айда в горницу.
В горенке сестра не задержалась. Перекусила с подноса, что уже стоял на крайнем сундуке, и убежала. Мне тоже пора было идти — сначала в покои Граденя, а потом на встречу с Рогором.
Перед выходом я на всякий случай расчесала волосы, натерла их пивом и распушила, полузакрыв ими лицо. Все по совету той жильцовской женки, Улеи. Красавицей от того не стала, конечно, но уродство свое чуток прикрыла. Да и волос у меня богатый, не хуже, чем у матушки, есть чем покрасоваться.
На четвертом поверхе никого не было. Я привалилась к стеночке, постояла. Когда снизу загремели шаги, изготовилась. Внутри все переворачивалось, когда думала, что вот сейчас зайду в горницу, где скончался мой отец — а с ним вместе сам королевич. Одна радость, оба померли мгновенно, как сказала Глерда. Не мучились. А может, кто-то из них истаял, как Аксея?
По лестнице поднималась чернавка. Я выждала, пока она поднимется до четвертого поверха, и взялась за медную ручку.
Вот только девка и головы в мою сторону не повернула. Шла себе убираться в чьей-то горнице, волокла ведро с водой на пятый поверх. И ничего не спросила, даже не глянула на меня.
Я все-таки переступила порог, зашла внутрь. Все двери в покоях погибшего Граденя стояли нараспашку. От входа виднелась вереница горниц, богато убранных, без пыли и паутины.
Дело было такое, что требовалось все обдумать. Глерда велела показаться у двери покойника три раза — но считается ли тот раз, когда меня видели, но не заметили? И даже не спросили, кто я, зачем в чужие горницы лезу?
Я снова выскочила в проход. Может, кто-то из жильцовских женок пройдет по лестнице? Те уж точно спросят.
Однако время шло, а никто не появлялся. Проскочила ещё одна прислужница, уже с подносом. Я снова зашла. Но и тут на меня не глянули.
А меж тем у кремлевских ворот уже должен был поджидать свою хозяйку Рогор. Норвин, конечно, мужик упрямый, он и до полуночи там проторчит — но у меня-то времени много не было.
И я решила взять дело в свои руки. Главное ведь что? Чтоб меня увидели у двери Граденя, да спросили, кто я и зачем лезу в чужие горницы. Так что я пошла вниз по лестнице.
Толстые стены дворца хранили прохладу, но снаружи оказалось жарко. Вечерело, однако от камней перед входом все ещё тянуло зноем, как от голышей в парной. Двустворчатые двери я прошла медленно, с жильцами поздоровалась степенно. Улыбаться им не стала, не рискнула. Вышла и зашагала по дорожке к службам.
Думалось мне так — если жильцы и впрямь считают меня завидной невестой, кто-нибудь из них заговорит. Может, даже увяжется следом. С жильцовскими женками я на такое не надеялась, у них свои дела.
О курносом со вчерашнего дня я старалась не думать. Вот отыщут ведьмы с моей помощью того убивца, вернут мне красу — тогда и пройдусь павой. Может, даже тут пройдусь, по кремлю, у него под носом. Если меня, преобразившуюся, внутрь пустят. И пусть он тогда на меня поглядит-полюбуется.
