Михаил Багнюк - Алмазные горы. Души нижних миров
– Посмотри, Мариам, видишь, ирбис поджидает свою добычу! – Старик вглядывался в едва различимые штрихи.
Мариам покачала головой и понесла кувшин с водой в саклю. Ей нужно было напечь лепешки к ужину.
Старик и дальше бы продолжил с интересом наблюдать за охотой большой кошки, если бы его внимание не привлек другой звук. К подножию горы приближался отряд из пяти человек. Они были в пропыленных черных одеждах, а их лица укрывали темные платки.
– Мариам! – окликнул старик жену. – Ты бы схоронилась, от беды подальше...
Мариам выглянула из сакли и только махнула рукой. Ага-Аслан, так звали хозяина сакли, не стал ее больше убеждать. Усмехнувшись, он подумал: «Легче осла свернуть с дороги домой, чем старую жену выманить из дома».
Всадники тем не менее приближались, и Ага-Аслан набил трубку табаком. Он смотрел на горы и синеву высокого неба и ждал.
– Ага-Аслан! – вежливо обратился к нему всадник с укрытым платком лицом. – Мне нужна твоя помощь, и я щедро заплачу тебе за нее.
– В моем доме не отказывают в помощи тому, кто в ней нуждается, и не требуют платы за нее, – ответил Ага-Аслан.
– Что ж, – сказал всадник, удерживая разгоряченного коня на месте, – тогда помоги даром, а деньги возьмешь, если в них все же будет нужда.
И он бросил тяжелый кошель, в котором звякнули монеты, на солому рядом с саклей.
– Через час или два сюда приедет отряд из одиннадцати человек. С ними нежить – один вампир и колдунья. Эти люди не знают обычаев гор, они жители равнины. Я хочу, чтобы в воду, которую им поднесут в этом доме, ты влил вот это... – И всадник кивнул одному из воинов.
Тот спешился и, подойдя к Аге-Аслану, поставил у его ног медный кувшин с древними письменами на потускневших боках.
Ага-Аслан слушал молча. Он не проронил ни слова и только пыхтел своей трубкой.
Приняв его молчание за согласие, всадник продолжал:
– Как только они уснут, ты выпустишь голубя.
Он жестом приказал второму воину подойти к старику. Воин спешился и поднес к Аге-Аслану клетку, в которой сидела белоснежная голубка.
– Я буду находиться поблизости и увижу твой знак, – продолжал черный всадник.
Ага-Аслан не проронил ни слова.
– Ты понял меня, старик? – повысил тон командир отряда.
– Я понял тебя, путник, – спокойно отвечал Ага-Аслан.
– Хорошо! Сделаешь, как я сказал, – станешь богатым, а нет... – Всадник рукой указал в сторону сакли: – Ты и кто там еще у тебя есть пойдете на корм шакалам.
– Не беспокойся, – отвечал старик. – Я же сказал: в моем доме никогда не отказывают путнику в помощи. Ни в хлебе, ни в воде, ни в указании пути...
– Ты, видимо, впадаешь в маразм, старик, – усмехнулся всадник. – Мне не нужно ни одно, ни другое, ни третье.
Ага-Аслан ясным прямым взглядом посмотрел ему в лицо, скрытое тенью и темным платком:
– Ты собираешься подняться к пещерам?
– Я знаю свою дорогу, старик.
– Горы изменчивы, – проговорил Ага-Аслан. – Прошедшие дожди вызвали сель, и он засыпал тропу к пещерам.
Всадник задумался, а Ага-Аслан встал, поднял с соломы тяжелый кошель, взвесил его на сухой ладони и продолжил:
– Ты можешь подняться второй тропой. Она круче, но зато цела. Видишь – левее?
– Ну что ж, благодарю тебя, Ага-Аслан, – ответил всадник и направил коня к левой тропе, уходящей вверх.
– Не благодари, в этом доме указывают дорогу, не прося благодарности.
Всадник презрительно хмыкнул и, отъехав к указанной тропе, оглянулся и напомнил:
– Не забудь о голубе, старик.
– Не беспокойся, – отозвался Ага-Аслан, – я о нем не забуду.
Всадники исчезли в зарослях акации, и суровая Мариам выглянула из сакли:
– Кто были эти люди?
– Мариам, поставь выпекаться лепешку и, как только она будет готова, скажи об этом мне, – приказал Ага-Аслан жене. – Иди и не теряй ни минуты.
Мариам не стала спорить. Она сразу же выполнила приказание мужа. Тесто пропитывалось теплом, а отряд черных всадников тем временем поднимался все выше по узкой тропе. Золотилась корочка, как молодая луна, и тропа сделалась уже. На лепешке зарыжели пятна, из-под копыт коня передового всадника сорвался камушек и покатился по склону.
Мариам вышла из сакли и обратилась к уснувшему, казалось, мужу:
– Готова твоя лепешка!
Ага-Аслан поднялся. Он вошел в саклю и через минуту вышел, но не с лепешкой, а со старой длинной трубкой-дудуком. Он подошел к отвесной скале, возвышавшейся над саклей, вставил трубку в глубокую расщелину и заиграл. Далеко разнеслась тоскливая мелодия. Неясным рокотом ответили горы. И через мгновение послышался далекий грохот – где-то выше произошел обвал.
Старик вернулся в саклю и убрал свою трубку под ковры. Затем взял испеченную лепешку и вышел на свежий воздух. Он покрошил лепешку голубке, та заворковала, но клевать теплый хлеб не стала.
Ага-Аслан пригляделся. У голубки были зашиты глаза, оставалась лишь тоненькая полосочка – она-то и позволила бы несчастной подняться вверх и послужить знаком для черных всадников.
Старик вздохнул, достал успокоенную голубку из клетки и свернул ей шею.
– Ох-хо, – вздохнул Ага-Аслан. – Жаль, загубил бедную душу.
Мариам только покачала головой и подошла к кувшину.
– Не тронь его! – остановил ее строгим голосом муж. – Это письмена черных демонов, я знаю их знаки.
– Что же он, так и будет стоять здесь? – проворчала жена.
– Зачем? – изумился Ага-Аслан. – Мы обольем его ослиной мочой, завернем в рваную ветошь и бросим в пропасть.
* * *Ветер наконец сменил направление. Установилась сухая и теплая погода. Западный берег изобиловал фруктовыми деревьями. Дорога становилась все более устойчивой, сухой и твердой. Погоня, даже если она и была, на какое-то время отстала, и в отряде царила благодушная атмосфера. Нерк с Тимуром не цеплялись друг к другу. Юстиниана тоже повеселела. Она вдыхала насыщенный ароматами теплой земли воздух, и он ей казался ароматом свободы. Девушка запретила себе думать о каких-либо романтических отношениях и жестко подавляла даже намек на мысли о сопровождавших ее мужчинах. «Я пройду через воды забвения, – думала Юстиниана. – Кто знает, что сохранит моя память?»
Местность понемногу становилась гористой. В ближайшем селении они снова сменили лошадей. Это была особая горная порода, их копыта обладали чувствительной полоской, называемой стрелкой, которая позволяла ощутить малейшую неустойчивость камня. Благодаря своим чудесным свойствам эти лошади не срывались с обрывов, были молчаливы и устойчивы. Низинные лошадки здесь не ценились вовсе. Поэтому Тимур заплатил хозяину полную цену за его товар, а затем уже продал своих скакунов.
