Чёрный фимиам (СИ) - "Леха"

Резко и сильно закружилась голова, а потом сверху невидимым потоком обрушилась прохладная бесплотная волна. Всё тело заполнила сила. Огромная сила, невероятная сила! Казалось, протяни руку – и погасишь солнце, будто огонёк свечи, сделай вдох поглубже – и сможешь не дышать много веков!

Он даже прикрыл на мгновение глаза – таким явственным оказалось это ощущение всемогущества.

А когда открыл, первое, что увидел, было лицо Хозяина.

* * *

Стиг привычно восстановил равновесие, пытаясь как можно быстрее побороть дурноту. Неожиданно было, что господин перенес их со спутником прямо от входа в Сады, но почему бы и нет: ему виднее, как и где встречать гостя.

Мечник огляделся. Безликий стоял в центре просторного зала с высокими пузатыми колоннами и огромными полукруглыми окнами, из-за которых доносился успокаивающий шум моря. Стиг перевёл взгляд на Сингура. Тот стоял твердо, с закрытыми глазами и застывшим лицом.

А затем он открыл глаза.

* * *

Хозяин.

Все-таки обманули, твари!!!

Времени на размышления не было. Не поворачиваясь, Сингур ударил локтем мечника, с которым пришёл, и бросился на жреца. Пять шагов, разделявших их, он даже не заметил, словно преодолел их одним длинным прыжком.

На лицо Хозяина медленно, очень медленно наползало удивление. Но всё-таки он почти сумел увернуться. Почти! Прямой удар в грудь пришелся вскользь. Сингур проскочил мимо, однако мгновенно развернулся. С ликующим торжеством увидел, что Хозяин стоит, болезненно скособочившись, а мечника, получившего первый удар, отбросило шагов на десять. На груди у него сквозь дорогую одежду проступила кровь.

Показалось, будто от хозяина к верному слуге протянулась невидимая рука, которая отодвинула его как можно дальше от нападавшего. Что это и как оно возможно, Сингур не стал рассуждать. Он снова рванулся вперёд.

Увы, в этот раз Хозяин не стал увёртываться. Он просто исчез, а Сингур, не успев остановиться, врезался всем телом в колонну так, что каменная кладка брызнула в стороны.

Боли он не почувствовал. Ни боли, ни удивления. Снова стремительно развернулся, отыскивая глазами противника. Тот оказался далеко – у противоположной стены, и вокруг него стремительно собиралось тёмное облако.

Сингур привычно просчитал возможности схватки. Первым ударом он Хозяина не убил, второй не получился. Не получится и третий, а на четвертый жрец без спешки спеленает беглого раба колдовством.

Поэтому, не рассуждая больше ни о чем, он швырнул в жреца десяток каменных обломков из-под ног, а сам метнулся вправо, в сторону огромного окна. Оттолкнулся рукой от широкого подоконника и перемахнул через него, прыгая в пустоту – к шуму моря.

* * *

Её не взяли на площадь. Она просила, умоляла Аурику, но та осталась непреклонна:

«Тебя не было в видении, значит, идти нельзя».

– Но ведь он мой брат! – Эша бегала по залитому солнцем покою. – Никто из вас не сможет его остановить, если…

Она не стала договаривать.

«Никто. Но тебя не было в видении, – юная многоликая мягко взяла собеседницу за руку, останавливая её метания. – Мы не можем нарушать ход событий. Всё равно случится то, что предначертано. Тебе нужно остаться. И ждать. Не переживай, всё закончится благополучно, я видела. Лучше займись вышиванием и не думай о плохом».

Вышиванием? Вышиванием?! От беспомощности и отчаяния у Эши перехватило дыхание.

«Не тревожься, – сказала многоликая. – С твоим братом не случится дурного, мы поговорим и пойдём в Храм, я видела». Она обняла собеседницу, а потом мягко, едва касаясь, поцеловала в губы.

Эше показалось, будто горло царапнул щекочущий сквознячок. Аурика же отстранилась и произнесла:

– Мне нужен будет голос, извини, – она ласково погладила девушку по плечу. – Мы что-нибудь придумаем. Ты будешь говорить и обязательно скажешь брату, как сильно его любишь, всё объяснишь и попросишь прощения, если захочешь. Но не сегодня.

С этими словами она вышла, оставив Эшу один на один с тревожным ожиданием и немотой.

В покоях было тихо. Время тянулось очень медленно. Она пыталась вышивать, как ей советовала многоликая, однако то и дело застывала с иглой в руке и смотрела в пустоту. А потом, очнувшись, возвращалась к работе, но тут же больно втыкала иглу в палец или в ладонь.

А за окном умиротворяюще шумел сад и благоухали цветы. Было тихо. Реяли на окнах шёлковые занавески… Пришла юная прислужница – принесла поднос со сластями и кувшин с лимонной водой. Но Эша не хотела ни есть, ни пить. Даже диковинные лакомства не прельстили. Её беспокойство всё нарастало и нарастало, становилось похожим на ледяной ветер, который холодил спину и затылок.

– Госпожа, хотите, я причешу вас? – предложила служанка. – Волосы совсем растрепались.

Эша с удивлением посмотрела на неё, а потом запоздало поняла, что девушка видит её беспокойство и пытается хоть как-то отвлечь гостью, которую поручили её заботам. Вот только гостье не хотелось чесать волосы, закалывать их шпильками и терпеливо ждать, пока мастерица сотворит что-то прекрасное и хлопотное. Гостье хотелось выйти из покоев. Ей хотелось бежать прочь из Храма, из садов – туда, в город, куда её брат должен прийти на встречу с незнакомцами, чтобы узнать о предательстве сестры.

Крупная дрожь забила Эшу изнутри. Она торопливо села на изящную скамеечку, кивком давая понять служанке, что не против причёски.

Где-то далеко внизу, на площади, раненый мечник и юная многоликая ждут, когда к ним выйдет человек, который без малейшего труда убил лучшего уличного бойца Миль-Канаса. Они скажут ему, что Храм не держит обиды и готов помочь. Скажут, что больше не нужно прятаться и убегать. Прислушается ли он к ним? Примет ли предложение помощи? А если нет, то что их всех ждёт?

Тем временем обрадованная служанка взялась за гребень и неторопливо начала расчесывать волосы гостьи. Размеренные однообразные движения. Прядь за прядью. Прядь за прядью. Прядь за прядью…

Длинные тёмные волосы. Негустые, непышные. Никакие.

Беспокойство становилось всё сильнее. Эша ощутила знакомое противное шевеление в груди. Жабёнок проснулся. Она почувствовала, как надувается его белёсый зоб, перекрывая ей горло. Дышать стало труднее, под рёбрами запульсировал страх, в голове зазвенело.

Резким движением девушка отбросила руку служанки. Та испуганно вскрикнула от неожиданности, роняя гребень.

Эша увидела кровь. Красную кровь, пропитавшую одежду. И услышала грохот, от которого у неё в ушах зазвенело ещё сильнее.

Боги… Сингур!

Она вскочила на ноги, отбрасывая с лица волосы, и заметалась по комнате в поисках двери. Служанка что-то кричала и, кажется, попыталась её удержать, но Эша вырвалась. В ушах уже не звенело – грохотало. Собственное сердцебиение и эхо глухого крика заглушали всё. Какой родной голос! Она бы что угодно отдала, лишь бы не слышать в нём боли!

Проклятые волосы лезли в глаза, Эша отбрасывала их, но они словно назло облепляли лицо, мешали смотреть. Девушка выскочила из покоев и лихорадочно огляделась, не понимая, куда бежать. Дышать было трудно: жабёнок подпрыгнул к самому горлу, стиснул его ледяными лапами. Перед глазами всё плыло и качалось. Наверное, Эша должна была давно упасть без сознания, но какие-то неведомые силы ещё держали её на ногах. Дыхание вырывалось из груди со свистом, а воздух лился в гортань тоненькой струйкой, которой не хватало, чтобы сделать полный глоток.

И эти проклятые волосы… Девушка отбрасывала их прочь от лица, и они летели клочьями в стороны. Непривычное платье сковывало движения, мешало бежать, ноги путались в складках ткани. Но Эша по-прежнему слышала крик. Слышала родной голос, который звучал в её голове словно поверх всех остальных звуков. Боль в этом голосе подстегивала, заставляла бежать быстрее и быстрее.