Gedzerath - Рождение легиона
– «Это развитие!» – высунувшись из-за стола, негромко прошептала я, но сразу поняла, что была услышана. Сидевшие у темного окна жеребцы переглянулись, и недовольно дернув ушами, продолжили свою беседу, в то время как я вновь уползла в свое убежище, позвякивая цепью кандалов – «Это же неправда!».
– «Особенно – этот проект. Как много сил и средств тратит город-государство на обеспечение, обучение и содержание этих бесполезных пегасов? О, я искренне преклоняюсь перед долготерпением славных сталлионградцев, которые мужественно, день за днем, влачат свое существование, в то время как среди них есть те, кто, будучи обеспеченными всем, чем только можно, день ото дня становятся лишь развратнее и грубее? Разве не говорит за себя то, что двух из этих пегасок вам пришлось возвращать на родину в кандалах? А данная представительница этого сброда, этих «Тридцати» – сама наихудшая».
– «Враки!» – смело пискнула я, высовываясь из-под стола – «Ложь, звездежь и провокация!».
– «Вот, поглядите, господин Корс. Это – старые выпуски эквестрийских газет. Вот, что успела натворить одна из ваших подопечных. Пьянство, драки, скандалы и дебош – вот, на что только и способны эти личности, сидящие на шее у вашего народа. Конечно, я не считаю, что в ее действиях виновато воспитание или ее учителя, но…».
– «Виноваты, еще как виноваты!» – с нарастающим гневом процедил Глыба, быстро пролистывая пожелтевшие листы – «Какая гадость! Какая наглость! Какой беспредел! Вышка! Почему она еще здесь? Почему она жила в интернате, а не в городской тюрьме?!».
– «Потому что я не знал об этом» – с достоинством помотал головой старик, в голосе которого, тем не менее, проскользнуло явное беспокойство – «Однако, хочу заметить, что я настойчиво пытался указать комиссару на выявленные мной недостатки в поведении данной особы, и…».
– «Не нужно разглагольствований! Не нужно «выявлять» – нужно пресекать!» – сердито рявкнул бульдогоподобный генсек, швырнув на стол газеты – «Почему на западе, об этом вот, знают практически все, способные читать? Почему об этом известно уже год, а мой комиссариат даже не почесался доложить своему генеральному секретарю о столь вопиющем поведении этих… Этих… Недопегасов!».
«Так, похоже, праздник закончился, и сейчас нас будут пороть».
– «Я не заведую комиссариатом, соратник Рандом Корс, хотя я неоднократно сообщал им о своих подозрениях».
– «Ах да, комиссариат…» – изрек серый, вновь складывая копыта перед своим подбородком – «Такая мощная организация, оплот стабильности и мощи Сталлионграда. Однако она не торопится сообщать своему генеральному секретарю о некоторых… Ну, скажем так – нюансах деятельности одной из тех, за кем ей, в первую очередь, и стоило бы наблюдать. Конечно, я далек от мысли, что это было сделано специально…».
– «Отчего же?» – зло рассмеялся Глыба – «Генеральные секретари приходят и уходят, а комиссары – о, комиссары остаются! Знали бы вы, господин Боунз, как я устал от этих старых пердунов, даже в отставке работающих тренерами или читающих лекции в академии! И именно они являются тем винтиком, что скрепляет этот старый, проржавевший костяк старой идеологии!».
«Боунз? Так значит, его зовут Боунз? Обалдеть! Родители знали, как назвать жеребенка![271]».
– «Так просто закрыть спецпроект «Крылья» не получится» – проскрипел гнедой земнопони, бросая на меня косой взгляд – «Я осмелюсь напомнить, что предыдущий генеральный секретарь поручил комиссариату курировать этих молодых жеребцов и кобыл. Боюсь, кое-кто среди старших комиссаров стал опрометчиво считать их одним из своих внештатных отделов, и боюсь, ваше решение может натолкнуться на сильное противодействие. Лично я уже устал от того, что все мои задумки по поводу выпестованной лично мой идеи вечно наталкиваются на сопротивление комиссаров, вмешивающихся туда, куда не нужно! Я умываю копыта и готов положить вам на стол прошение о расформировании этого проекта за его полной бесполезностью!».
– «Эй! Пегасов можно использовать, врун!» – вновь подала я голос. Осмелев, я высунула голову из-под стола, и с негодованием уставилась на профессора – «Просто методы у тебя живодерские! И вообще, чего ты там ко мне прицепился сразу? Сначала позвал, заманил в свой санаторий, а потом оказалось, что меня уже ждала какая-то свора палачей, пытающих меня своими дебильными приборами! Это все он виноват, он! Не отпускает никуда пегасов, запрещает им работать, а еще…».
– «Замолчи, мерзавка!» – рявкнул гнедой жеребец, стукнув копытом по столу. Похоже, за время моего пребывания в кабинете, этот жест уже стал привычным для собравшихся в нем пони. Повод для гордости, что ни говори, ведь не каждый может похвастаться тем, что был родоначальником нового течения в культуре – «Ты приехала сама, по своей воле, и сразу же начала вести пропагандистскую работу среди присутствующих в пансионате пегасов, а одну из них – даже подговорила с тобой сбежать! Но ничего, теперь тебя выведут на чистую воду!».
– «С нетерпением жду суда! Посмотрим, кого там куда выведут! Могу заранее кандалы одолжить!».
– «Нет-нет, ссориться с комиссариатом сейчас не нужно» – процедил серый единорог, чей голос заставил меня опасливо пригнуться – «Только не перед съездом. Только не сейчас, когда ваш план так близок к завершению. Нам не нужно привлекать внимание…».
– «Но что же тогда делать?» – с непонятной мне ноткой беспомощности спросил генсек, с демонстративным спокойствием вновь принимаясь за уже остывший чай – «Разве вы не в силах оказать необходимую помощь?».
– «А зачем?» – недобро усмехнулся его собеседник, впервые за всю беседу, выказывая некое извращенное подобие чувств – «Я предпочитаю, чтобы мои враги делали все за меня, оставляя мне возможность воспользоваться плодами их усилий. Пусть кто-нибудь другой таскает за нас каштаны из огня, но есть их будем мы. Поручите нашему доброму доктору заботу об этой… Мммм… Пациентке. Объявите ее ненормальной, устройте экспертизу, которая признает ее лунатиком, склонной к галлюцинациям – и вам не придется ничего делать. Те самые цепные псы, которых вы так опасаетесь, будут сами ревностно следить за этой особой. А уж потом – я с радостью избавлю вас от ее назойливого соседства. Что скажете?».
– «А это можно сделать. Она же сама кричала на каждом углу, что получила какую-то травму головы и забыла все о своей родине. Она может говорить что угодно – а мы объявим ее невменяемой».
– «Великолепно…» – процедил костлявый жеребец, поднимаясь из-за стола, и повернувшись к окну, вгляделся в улицы Сталлионграда, расцвеченные огнями фонарей – «Великолепно. Но запомните – никаких резких высказываний! Только уважение и сожаление обо всем, что выпало на долю этой бедняжки. Вы только представьте – убежавшая соотечественница, попавшая в дурную компанию, спившаяся и забеременевшая непонятно от кого – как может эта история оставить кого-то равнодушным?».
