Елизавета Абаринова-Кожухова - Искусство наступать на швабру
– Так это ж и есть "Мерседес", – нехотя ответил Мешковский. – То есть вообще-то он "Запорожец", но эмблема на нем мерседесовская, потому я и зову его "Мерседесом"...
– Мы это учтем. – И инспектор, не обращая внимания на стенания Сизого носа, продолжил зачитывание рапорта: – "...номер такой-то, белого цвета, и отбыла в неизвестном направлении. По дороге к "Мерседесу" она споткнулась и оставила на фонарном столбе отпечатки пальцев, которые дежурный эксперт идентифицировал по картотеке как принадлежащие находящемуся в розыске государственному преступнику Рейкину Антону Степановичу, бывшему прокурору Кислоярска". – Инспектор снял очки. – Что ж, дело понемногу проясняется. А вот с вами, Евгений Максимович, нам еще придется кое-что уточнить.
– Если мои показания помогут вернуть Лидию Владимировну, то я готов ответить на любые вопросы, – твердо ответил банкир.
– Что вы передали той даме на улице, то есть бывшему прокурору? -спросил Столбовой.
– Некую приличную сумму в долларах, – не очень точно ответил Грымзин. – Я это сделал по указаниям Караба... то есть господина Романова.
– Что вы мелете?! – вскочил Карабас Барабас. – Какие еще указания?
– Когда вы в роли Тортилы сказали, чтобы я вышел из дома и передал выкуп вашему связному. Я все выполнил, как вы сказали, и где моя жена?!
– Я не знаю, где ваша жена! – истерично выкрикнул Карабас. – Говорю вам, она должна была быть в этом тайнике, куда я ее... – Поняв, что сболтнул лишнее, Карабас застонал и вновь осел на пол.
– Значит, все-таки вы ее туда запрятали? – обрадовался Столбовой.
– Порядочные похитители так не поступают! – укоризненно сказал Грымзин.
– Это порядочные банкиры так не поступают! – огрызнулся в ответ Карабас. – Я пошел на это, чтобы вернуть свои вклады, пропавшие в Болт-Банке!
– Да что вы такое несете! – раздраженно перебил Грымзин, но Столбовой его остановил:
– Нет-нет, пусть говорит. А ты, Донцов, записывай.
Один из псов-полицейских достал из-за пазухи блокнот и авторучку и приготовился протоколировать. Карабас приосанился, насколько это было возможно в его положении:
– Записывайте, записывайте! И вы, господин Ибикусов, тоже записывайте. Да, я хранил редакционные средства в Болт-Банке, и они пропали после так называемого банкротства, но не для кого не секрет, как все было на самом деле. Вы, господин Грымзин, вступили с покойным Лавантусом в сговор – путем сложных махинаций он перевел все деньги своего банка в ваш "Грымзекс", чтобы не возвращать вклады. И если бы он скоропостижно не скончался, то сейчас отдыхал бы где-нибудь на Багамах, не думая об ограбленных вкладчиках.
– Ну да, – не выдержал Дубов, – и для восстановления справедливости вы вступили в сговор с путчистом Рейкиным!
– А я и не знал, кто он такой, – заявил Карабас-Романов. – И даже не догадывался, что это он. Я знал его как Антонину Степановну. Но как бы там ни было, я рад, что вам, господин Грымзин, все-таки пришлось расстаться с частью неправедно добытых денег!
– Не сомневаюсь, что в самое ближайшее время господин Рейкин будет препровожден под арест, а деньги возвращены законному владельцу, – спокойно заметил Столбовой.
– Надежды юношей питают, – саркастично хмыкнул Карабас Барабас.
Тут уж не выдержал Грымзин:
– Ложь и клевета! Я официально заявляю, что не имею никакого отношения к банкротству и смерти Лавантуса и ни в какие сговоры с ним не вступал. Верните мне супругу и перестаньте заниматься демагогией! А то я вам щас в натуре...
Актеры и статисты с интересом следили за происходящим в гостиной, хотя и далеко не все понимали. Один лишь Базилио-Ибикусов нетерпеливо ерзал на стуле: ему одновременно хотелось и узнать, что еще произойдет, и поделиться с народом своими впечатлениями. Наконец альтруистическое начало взяло верх над праздным любопытством, и прославленный репортер покинул залу.
* * *Запершись в туалете, Ибикусов извлек свой знаменитый мобильник и позвонил на коммерческую радиостанцию "Икс-Игрек-Зет-плюс" ведущему Якову Кулькову, который, едва заслышав знакомый голос, с радостью пустил его в прямой эфир передачи "Ночной кошмар". Выдержав многозначительную паузу, Ибикусов начал:
– Всем, всем, всем! Имеющий уши да услышит. Говорит Ибикусов из особняка банкира Грымзина. Ползучий переворот, о котором я столько говорил, наконец-то начался. Начался этой ночью. И начался в доме Грымзина под аккомпанемент генеральной репетиции завтрашнего благотворительного спектакля. Темные силы похитили жену хозяина дома, оставив от нее лишь панцирь черепахи Тортилы. Уже нет сомнений, что Лидия Владимировна стала жертвой ритуального приношения тем идолам, которые хотят захватить власть в нашем городе, а затем и во всем мире. Не удивлюсь, если ее окровавленные останки завтра мы увидим на центральной площади Кислоярска. Далее, некто неизвестный совершил нападение на исполнительницу лисы Алисы, проломил ей череп, и ее, посчитав мертвой, отвезли в морг. Морговские эскулапы пытались ее изнасиловать с тем чтобы в дальнейшем расчленить и съесть, а кровью запить, и лишь чудом ей удалось сбежать из этого дикого дома. Но вернулась она в другой дикий дом – в Грымзинский особняк, и не нужно быть ясновидящим, чтобы предсказать ее дальнейшую судьбу. Пассивность присутствующих в доме инспектора милиции Столбового и его подчиненных наводит на мысль и на их причастность к этим темным силам. Не сомневаюсь, что следующей жертвой стану я – единственный человек, имеющий смелость открыто говорить о бесчинствах, творящихся в нашей стране. Я воочию вижу, как они перережут мне глотку, а потом, насладившись потоком моей крови, разрубят тело на куски, освежуют и съедят под стук барабанов, обитых моею же кожей. Поэтому, чтобы не допустить вакханалии насилия во всем городе, вы, дорогие земляки, обязаны принять меры. Берите оружие, вилы, топоры, и идите на Незнанскую улицу к дому Грымзина. Лишь решимость всего общества противостоять темным силам способна заставить их отступить. И если вы больше не услышите моего голоса, то знайте: люди, я любил вас – будьте бдительны!
Ибикусов сунул телефон в карман и в задумчивости присел на унитаз. "Все, это за мной, пришел мой последний миг", подумал репортер, заслышав, как ломятся в дверь. Ибикусов встал и со вздохом обреченности откинул крючок.
– Ну, убивайте, злодеи, – спокойно сказал он. – Я не страшусь ни вас, ни смерти.
На пороге, поддерживая пышный песцовый хвост и переминаясь с ноги на ногу, стояла поэтесса Софья Кассирова.
– Ах, извините, я не знала, что занято.
– Да ничего страшного, – ответил разочарованный Базилио-Ибикусов и побрел в залу.
