Гала Рихтер - Семь историй Чарли-Нелепость-Рихтера
— Чарли, я понимаю, что ты обиделся, но…
— Я обиделся? — от изумления я даже перестал громить библиотеку — Поль Синклер был, конечно, мастер преуменьшать. Почему бы тогда не назвать нападение на Луна-Сити досадным недоразумением, а похищение меня из Чикаго — мелкой неприятностью… — Вы, мать вашу, решили за меня мою судьбу, плюнули на то, что я жил с людьми, которые мне дороги, украли меня из семьи, где я был счастлив, только потому, что вам так захотелось! Конечно же, я не обиделся…. Вы же сделали такое хорошее дело — подобрали меня, как щенка на улице, только вот в благотворительности я не нуждаюсь, ясно?!
Я начал кричать, уже не контролируя себя. Мне было плохо, по настоящему плохо, не потому что все события последнего времени снова свалились на меня со всей тяжестью — и долбаная мамаша, и моя несчастливая влюбленность в Джой, и "Квебек", и та запись, на которой вновь и вновь умирал Деннис Синклер, а потому что меня снова предали, и предал тот человек, которому я начал верить.
— Я — не ваш сын! И никогда им не буду! Меня тошнит от вас, вашего корабля и того, что вы делаете!
Синклер слушал меня молча, а потом просто подошел и крепко схватил за плечи. Я из дикова-то захвата выбирался с трудом, а тут просто не мог пошевелиться.
— Прекрати истерить! — гаркнул капитан, — И выслушай меня!
— Пошел ты… — я извернулся и укусил его за руку. От неожиданности или от боли, но Синклер меня выпустил, и я тут же огреб здоровой рукой хлесткий удар по щеке, и мешком осел на пол.
Реветь я, вообще-то, не собирался — так уж само вышло. Пощечина отрезвила меня сразу же, но вместо бешеной ярости наступило дурацкое плаксивое состояние. Я не неженка — боли не боюсь, но здесь была совсем другая, не физическая боль. Я спрятал лицо в ладонях и судорожно вздохнул, пытаясь не показать слез обиды.
— Прости, — он сел рядом и дотронулся до плеча, — Я…это автоматически вышло. Я не хотел тебя ударить.
— Отвалите, — не поднимая головы, резко произнес я.
В тишине, которая стояла в библиотеке, можно было услышать, как невдалеке передвигаются люди, кто-то отдает команды, работают двигатели. И дыхание Синклера тоже было слышно — ровное размеренное дыхание на фоне того, как всхлипывал я.
Надо успокоиться, Чарли, надо успокоиться.
Успокоиться было невозможно хотя бы потому, что эта пощечина стала напоминанием о прошлом, о давнем-давнем прошлом, когда маленький мальчик с темными волосами, жил в Нью-Йорке со своей матерью, которая его била.
Господи…как же я это все ненавижу…
— Я должен тебе все объяснить, — начал Синклер. Я дернул плечом, высвобождаясь из его руки.
— Перебьюсь без объяснений!
— Мальчик, послушай меня. Я хотел тебе все рассказать…
— Да вот только не успели, да? — язвительно перебил я, — И много народу об этом знает? Все, кроме меня? А с мамашей моей вы, случаем, не знакомы, а то уж больно синхронно у вас двоих получается действовать мне на нервы!
Капитан замолчал. Я ждал ответа, но, так и не дождавшись, все-таки поднял голову, и увидел, как он смотрит впереди себя, закусив губу.
— Мальчик, ты очень похож на Денниса, — наконец прошептал он, — Наверное, вы были бы хорошими друзьями.
— Я — не он.
— Я знаю, — просто согласился Синклер, — И тем не менее… Знаешь, когда я впервые тебя увидел, мне показалось, что он вернулся, и я зацепился за эту возможность, уж прости. А потом выяснилось, что у тебя нет семьи, и я решил, что, может быть, со мной тебе будет лучше.
— А о том, что есть еще и мое мнение, вам сложно было подумать?
Я поднял глаза и наткнулся на изучающий пристальный взгляд. Синклер был вроде бы и спокоен, но в глубине каре-зеленых глаз плескалось…беспокойство? Тревога? Волнение?
За меня редко кто волновался, если честно. За всю мою жизнь, я могу по пальцам одной руки пересчитать людей, в чьих глазах видел такое же выражение, но в глазах Риди всегда была тревога напополам с досадой, Питер смотрел чуть покровительственно, а другие…другие либо раздражались, либо были равнодушны. Говоря по правде, последнее устраивало меня больше всего — люди шли мимо меня, не останавливаясь, не оставляя в душе следа. Привыкнуть к тому, что кто-то испытывает за меня беспокойство, было трудно, особенно если этот кто-то — один из самых влиятельных людей Земли, бывший премьер огромной страны и капитан огромного космического корабля.
— Ну, извини, — капитан пожал плечами, — Эта счастливая мысль как-то не сразу пришла мне в голову. Чарли, неужели ты думаешь, что я не спросил бы тебя, хочешь ты этого или нет?
— Вы и не спросили, — упрямо произнес я.
Синклер снова меня уставился:
— Хорошо, спрашиваю, — сказал он, невесело усмехаясь, — Мальчик, ты бы хотел, чтобы я тебя усыновил? Я понимаю, конечно, что не смогу дать тебе полноценную семью, но у тебя будет кров над головой, хороший университет на твой выбор… огромный целый мир, в конце концов.
— Нет, — вырвалось у меня. Чтобы не обидеть капитана, я добавил, — Не надо. Извините, но… не надо меценатства. Если я приму это от вас, я себя уважать не буду.
Он поднялся, снова дотронувшись до моего плеча, только теперь вроде как ободряюще.
— Я не жду ответа сейчас, Чарли, — сказал он, — И это — не благотворительность.
Он уже вышел, но я все так же остался сидеть, ощущая на плече его теплую ладонь. Библиотека была похожа на поле после сражения под Аустерлицем: пришлось встать, чтобы убрать осколки вазы, и расставить книги по полкам, а потом, посмотрев на часы, я обнаружил, что по корабельному времени уже почти полдень, а значит, в любой момент сюда может впереться огромная куча народа. Честное слово, иногда просвещение становится ужасно накладным делом.
К моему удивлению, в ближайшие часы никто так и не зашел, и я получил замечательную возможность хорошенько обдумать водоворот событий бурного вчерашнего дня. Получалось, если честно, хреново. Не то чтобы меня совсем уж переполняли эмоции — в какой-то момент на все становится просто-напросто наплевать — но и думать было невозможно. Мозг отчаянно пытался переварить огромное количество полученной за сутки информации, но не справлялся.
Ну, подумал я самокритично, вполне возможно, что похмелье тоже могло сказаться.
В итоге, ни до чего я не додумался.
Хотя нет — додумался. Пункт первый: целенаправленно и упорно измолотить Волинчека в очень мелкую крошку. Пункт второй: пообедать. При конечном обдумывании, дело номер один и дело номер два поменялись местами, и для начала я поел в столовке долбаного рагу из искусственного белка, а уж потом пошел в каюту Лукаса, прямо перед которой меня поймал парень, которого я пару раз видел около капитанской рубки. Память на имена у меня отвратительная, но, как ни странно, я даже запомнил, зовут его Нильс. Датчанин, должно быть, и, если правильно понимать дорогой золотой перстень на правой руке, не из бедненьких — должно быть один из тех богатеньких идиотов, мающихся от безделья дурью, о которых рассказывал Риди.
