Елизавета Абаринова-Кожухова - Золотая стрела
В этот миг коршун камнем упал на землю прямо под ноги Анне Сергеевне и Каширскому — видимо, силы совсем его оставили.
— А давайте съедим его на ужин, — предложила Глухарева, глядя на недвижно лежащую птицу.
— С точки зрения диетологии, — начал было Каширский, но тут коршун чуть приподнялся, вскинул клюв и в мгновение ока превратился в высокого худощавого господина, одетого в темный фрак.
— Херклафф! — удивленно вскричал Каширский.
— Вот уж не ждали, — пробурчала Анна Сергеевна.
Надо сказать, что знаменитый людоед пребывал не в лучшей форме — фрак сильно помят и кое-где порван, всегда безупречно уложенные волосы растрепаны, и даже монокль с треснувшим стеклышком бесполезно болтался на цепочке. Словом, все говорило, что господин Херклафф только что побывал в весьма серьезной переделке.
— Где это вы так пообтрепались, уважаемый Эдуард Фридрихович? — не без ехидства поинтересовалась госпожа Глухарева.
— О, ничего страшного, маленькие префратности профессии, — лучезарно ощерился Херклафф. Похоже, все приключения ничуть не повлияли на его обычное настроение. — Теперь я следовать домой, в Рига… — Людоед оглядел Анну Сергеевну и Каширского. — И хотель бы предлагать вам ехать со мной.
— С вами в Ригу? — несколько удивился Каширский. — Ну конечно же… Ай! — вскрикнул он, когда Анна Сергеевна незаметно ущипнула его сзади.
— Мы должны подумать, — заявила Глухарева, не дав своему спутнику опомниться.
— Да чего тут думать, — взвился Каширский, но тут же осекся под взглядом Анны Сергеевны. Поняв, что та решила «набивать цену», он замолк и даже отошел чуть в сторону, предоставив Глухаревой вести переговоры.
— Насколько я понимаю, Эдуард Фридрихович, предлагая нам отправиться вместе с вами, вы это делаете с какими-то особыми целями? — спросила Анна Сергеевна.
— Ну что вы, либе Аннет Сергеефна, — расплылся Херклафф в плотоядной ухмылочке. — Просто дорога не есть близкая, а мне нужны эти, как их, приятные попутчики. Но если вас это нихт устраивать, то ауфидерзеен!
— Как это ауфидерзеен! — не выдержал Каширский. — Конечно же, мы согласны.
Анна Сергеевна смерила компаньона презрительным взором, но промолчала.
— Ну, тогда — форвертс! — с энтузиазмом воскликнул Херклафф. — Ах да, транспорт. — Колдун извлек из-под фрака часы-луковицу на длинной цепочке, а из верхнего кармана — авторучку «Паркер» с золотым пером.
Положив часы прямо на дорогу, Херклафф дотронулся до них авторучкой, и на месте часов появилась крупная тыква.
— Хорошие были часики, — вздохнул Каширский.
Между тем Херклафф дотронулся «Паркером» теперь уже до тыквы, и она тут же выросла до размеров кареты. Анна Сергеевна алчно поглядывала на позолоченные колеса и двери и уже прикидывала, за сколько можно будет все это «загнать», если удастся похитить карету у законного владельца.
— Должно быть, она самодвижущаяся? — предположил Каширский.
— Увы, нет, — вздохнул Херклафф. — Нужны лошади. Вообще-то согласно правилам в лошадей нужно превращать мышек, или лучше даже этих, как их, крысов, но где их тут взять? — Колдун на минутку задумался. — О, дас ист гроссе идея!
Не дав своим новым попутчикам и опомниться, Херклафф дотронулся авторучкой сперва до Анны Сергеевны, а потом до Каширского. И те мгновенно превратились в крыс: белую и серую. Белая крыса, только что бывшая Анной Сергеевной, злобно зашипела, но колдун двумя небрежными касаниями обернул крыс в лошадей: Глухареву — в норовистую белую кобылку, а Каширского — в пегого жеребца.
— Что это такое?! — возмущенно заржала кобылка голосом Анны Сергеевны. Что вы себе позволяете! А ну немедленно верните меня в прежний вид!
— Это противоречит естественному биологическому состоянию организма, авторитетно добавил жеребец-Каширский.
— Да ну что вы, — добродушно откликнулся Херклафф. — Все будет зер гут. Я вас обязуюсь прилично кормить, давать овес и сено.
С этими словами, не обращая внимания на нецензурное ржание Анны Сергеевны, Херклафф ловко запряг лошадей. Каширский лишь обреченно вздыхал — он понимал, что это еще не самый худший исход их похождений в Новой Ютландии. Видимо, к этим же выводам пришла и Глухарева — во всяком случае, продолжая по привычке браниться, она не предпринимала никаких попыток хотя бы лягнуть своего нового хозяина.
Херклафф ласково потрепал Каширского за густую гриву, похлопал Анну Сергеевну по крепкому крупу и влез в карету. Лошади сначала медленно, а потом все увереннее понесли карету по дороге. И долго еще окрестные болота оглашало резвое ржание, в котором то и дело проскальзывали словечки, которые в книгах и газетах «нашего» мира обычно заменяют многоточиями, а в телепередачах — разными заглушающими звуками.
* * *После того как корчму покинули сначала рыцари, а потом и поэты, там вновь стало по-всегдашнему тихо и сумрачно. Леший за стойкой привычно-ненужно протирал посуду, а водяной молча потягивал из кувшина болотную водицу.
— Ну вот, еще кружку выпью и пойду, — нарушил он гнетущую тишину. Леший в ответ лишь буркнул нечто невразумительное.
Рука водяного привычно потянулась к кувшину, но замерла на полпути: со стороны двери донесся чуть слышный стук.
— Сильнее стучите! — крикнул леший. Кончилось все это тем же, что и обычно: дверь просто ввалилась внутрь корчмы, а следом за нею — уже знакомые хозяину и завсегдатаю боярин Василий, Иван Покровский и Чумичка. Но следом за ними вплыла совершенно не по-здешнему (и определенно не по погоде) одетая дама, при виде которой леший с водяным непроизвольно привстали, а чтобы получше разглядеть незнакомку, корчмарь даже зажег еще одну свечку, так как прежняя почти догорела и больше чадила, чем светила.
— Ну, хозяин, принимайте дорогих гостей, — сказал Василий, заметив некоторое замешательство.
— Горницы готовы, — привычно откликнулся леший. — Что будете ужинать?
— Все равно что, лишь бы побольше, — распорядился Дубов. — И попить чего-нибудь горячего.
— Только не горячительного, — уточнил Иван-царевич.
— Ну, ради такого случая можно и винца испить, — с улыбкой возразил боярин Василий. — Правда, в меру…
Так за разговорами гости уселись за столик, соседний тому, где сумерничал водяной. Похоже, что при появлении припозднившихся постояльцев он решил с уходом повременить, и теперь внимательно прислушивался к их беседе, хотя мало что мог понять.
— Подумать только, Эдуард Фридрихович, такой приличный господин, — все никак не могла успокоиться баронесса, успевшая по дороге узнать от своих попутчиков, где и каким образом она очутилась. — Как мог господин Херклафф так поступить? Уж от кого бы я могла ожидать такого коварства, но только не от него…
