Кирилл Шатилов - Под флагом серо-золотым
— Насколько я понимаю, наш новый строитель является таковым уже не в первом поколении. Мне кажется, я даже вспоминаю имя его покойного отца, Хокана. Очень жаль, что он не дожил до этого знаменательного дня. — С этими словами Скелли пошарил в неприметном углублении в стене и достал баночку с чернилами, удивительной красоты перламутровое перо и маленький кожаный свиток. Открыв крышку и макнув кончик пера в чернила, он сделал одному ему понятную пометку в свитке. — Что ты собираешься производить?
— Я нашел способ изготавливать камни.
— Очень хорошо, — еще пометка. — Где ты сейчас живешь?
— У матери. В таверне «У старого замка».
— «У старого замка», — повторил Скелли, продолжая что-то записывать. — У тебя есть жена?
— Нет пока, — удивился вопросу Хейзит.
— Но есть сестра.
— Откуда вы знаете?
— Как ее зовут?
— Велла.
— Так, Велла. Очень хорошо. Ты будешь продолжать жить с ними или переберешься на время в замок?
Хейзит замялся.
— Он будет жить там, где работает, — ответил за него Локлан.
— То есть в замке?
— То есть поблизости от карьера. Мы начинаем строить там большую мастерскую.
— Понимаю: камни из глины. Очень интересно.
«В проницательности ему не откажешь, — подумал Хейзит. — Да и говорит так, будто для него это само собой разумеется, и ничего нового он не услышал. И не скрывает этого».
— Тебе уже назначили жалованье?
Хейзит с сомнением посмотрел на Локлана. Тот покачал головой и пояснил:
— Оно будет определено позже, когда мы построим мастерскую.
— Об этом стоит позаботиться в первую очередь, — наставительно заметил Скелли. — Кто еще примет участие в работе?
— Разве это относится к делу? — Голос Локлана звучал натянуто, как тетива, готовая вот-вот лопнуть.
— Да будет вам известно, — перламутровое перо замерло в воздухе, — что моя обязанность — заносить все мало-мальски стоящие события в нескончаемую летопись Вайла’туна. И сдается мне, что ваше смелое начинание по нынешним временам выглядит вполне того достойным. А потому я нуждаюсь в подробностях происходящего. Кто еще примет участие в работе?
— Мы пока не решили, — уклончиво ответил Хейзит. — Кто-нибудь из гончаров.
— Когда решите, не посчитайте за труд сообщить мне. Будем честны перед нашими потомками.
Скелли отложил перо, закрыл чернильницу и подул на свиток. Заметив, что оба гостя чего-то ждут, ответил им насмешливым взглядом и сказал:
— Все. Ваша просьба удовлетворена.
— Ты ничего ему не дашь? — напомнил Локлан. — Мы ведь пришли за пропуском.
— Раз вы настаиваете. — Скелли покрутил кончик бороды. — Хотя теперь в этом немного смысла. Я как раз ввожу новую систему пропусков. — Он снова запустил руку в углубление, порылся в нем, нащупал, что искал, и к немалому изумлению Хейзита извлек красивый пестрый шнурок. — Времена нынче пошли сложные. Вайла’тун разрастается. Но я считаю, что это не должно стать причиной отгораживания от него, — бормотал он, словно разговаривая сам с собой. — Просто нужно лучше следить за порядком. И за теми, кто его нарушает. Вот, Хейзит, возьми и повяжи его вокруг левого запястья. Охрана не будет препятствовать тебе. Этот пропуск даст тебе проход повсюду, даже сюда, в хранилище.
— А стражи о нем точно знают? — с сомнением поинтересовался Локлан. — Что-то мне про такое слышать не приходилось.
— Вы были в это время в Пограничье. Я выполняю распоряжение Ракли, — добавил Скелли, как бы оправдываясь. — Многие уже носят подобные тесемки. Вы, наверное, просто не обращали внимания.
— В следующий раз я был бы признателен, если б ты вовремя ставил меня в известность. — Локлан повернулся, собираясь уходить.
— Кстати, — бросил ему вслед Скелли, — я слышал, будто ваша пленница заговорила. Причем на языке вабонов. Если вас не затруднит, я бы тоже попросил как-нибудь сообщить мне подробности ее рассказов. Явление, прямо скажем, необычное, стоит занести в летопись.
Локлан, не оглядываясь, кивнул и вышел. Поспешивший следом за ним Хейзит почувствовал себя так, словно оказался между кремнем и хворостом. За откровенную неприязнь к себе Скелли платил сыну Ракли холодным презрением.
Они в молчании прошли мимо еще более погрустневшего стража, мимо полок с бочонками, в которых, как теперь сообразил Хейзит, покоились свитки, и, только когда коридор остался позади, Локлан заговорил снова:
— Он, видите ли, знает, что она заговорила! Тэвил! Держись от него подальше. Покажи-ка, что он тебе дал.
Хейзит разжал кулак и сам впервые как следует рассмотрел шнурок. Он был короткий — как раз чтобы в один оборот обвязать запястье — и сплетен из нескольких крашеных нитей. Плетение выглядело настолько замысловато, что, перехлестываясь, нити рождали затейливый узор, похожий на нечитаемую надпись.
Локлан повертел шнурок в руках и вернул Хейзиту:
— Занятная вещица. Помочь повязать?
— Я как-нибудь сам, потом. — Хейзит спрятал шнурок за пазуху. Ему не хотелось, чтобы Локлан подумал, будто он гордится подарком. — Вы думаете, Ниеракт уже пришел?
— Сомневаюсь. Хотя согласен, что несколько минут в подземелье могут показаться вечностью.
Поднявшись на стену, они увидели гонца с заставы Тулли. Покачиваясь от усталости, тот вышел из башни и направился в сторону казарм. Гонцам в замке полагался отдых и кров.
— Похоже, парень просидел весь совет, — заметил Локлан, машинально приветствуя проходивших мимо стражников с арбалетами. — Натерпелся, бедняга, от моего взбалмошного родителя. А вон, кажется, ты оказался прав. Они, наверное, всю дорогу бегом пробежали.
Локлан имел в виду две фигуры, уже перешедшие мост и миновавшие первые ворота. В спешащей впереди угадывался Олак. За ним, судя по кожаному переднику и загорелому торсу, шагал гончар. Локлан помахал им рукой. Олак оглянулся на спутника, и оба пошли еще быстрее.
— Он даже не дал ему переодеться, — усмехнулся Локлан. — Ну да ничего, хотя Ниеракт и не карлик, мы ему что-нибудь подыщем. Будет смотреться не хуже любого из моих эльгяр.
Хейзит подумал, стоит ли, не откладывая, завести разговор об Исли, которому он при их недавней встрече намекнул на возможность более выгодной работы, чем перевозка рыбы. Несмотря на тревожные известия из Пограничья и общение со Скелли, Локлан пребывал в хорошем настроении. Собственно, даже на заставе Граки Хейзит не помнил, чтобы Локлан когда-нибудь унывал или выглядел грустным. Он был явно не из тех, кто считает наморщенный лоб, сдвинутые брови и хмурый вид признаком ума и высокого положения.
