Асия Уэно - Радужная Нить
Я улыбнулся. Всё-то ты примечаешь, всё-то знаешь — ещё бы откровенничал!
— Тогда хоть подскажи, раз кому-то требуется, чтобы мы до всего доходили самостоятельно! — я ожидающе взглянул на собеседника. — Почему меня преследовали эти, как ты их назвал, наваждения? Ведь у меня тоже… была цель, — добавил я слегка смущённо.
— А это потому, — строгость в голосе юмеми не вязалась с тёплым выражением глаз, — что ты не способен собирать себя в единое целое, подчинённое основной цели, как это делает твой друг. То отвлекаешься, то забываешься. Впрочем, у этого есть и хорошая сторона. В отличие от господина Татибаны, ты замечаешь детали, относящиеся к делу лишь косвенно, или не относящиеся к нему вовсе, но от того не менее значимые.
— Как спуск в подземелье, — кивнул я.
— Вдобавок, — продолжал юмеми, — ты невероятно чуток. Особенно к тому, что принято считать чудесами. Редчайшая чувствительность. Помнишь, я тебе говорил об этом? Вера в чудо порождает само чудо… Налей-ка мне ещё чайку, если можно!
Застигнутый врасплох просьбой ханьца, с милой улыбкой протянувшего мне чашку, я чуть не намочил его рукав и тотчас же вспомнил о предстоящем омовении. Неплохо бы поспешить! Являться к императору в том замызганном виде, который даже Ю не красит, было бы чрезмерным пренебрежением к этикету.
— Если с трапезой мы покончили, можно захватить чайник и посуду в купальню, — предложил я. — Только не вздумай усыпить меня, как тогда, когда я потерял заколку! Слышишь? У нас нет на это времени.
— А я только размечтался, — язвительно заметил тот, поднимаясь с места. — Дай, думаю, усыплю беззащитного, ни о чём не подозревающего мальчика! Ах, какая досада…
— Если тебе неймётся, разрешаю усыпить меня после приёма, — я сладко зевнул, потянулся и встал. — Если не засну сам, что сомнительно. Последние три дня сильно меня измотали. И, чует моё падкое на чудеса сердце: это только начало…
Мы едва успели избавиться от следов пребывания под землёй, как явился мой слуга. Отмоканием в бочке пришлось пренебречь — и некогда, и вода не настолько горячая, чтобы это приносило хоть какое-то удовольствие. Да и места для двоих маловато. То ли дело у ханьца дома!..
Приказ же, витиевато начертанный на моккан с оттиском императорской печати с обратной стороны и алым шнуром, продетым через дощечку, гласил кратко и внятно: "Явиться без промедления!" Брат рассказывал, что у правителя подобные таблички заготовлены на все случаи жизни. Что ж, надо соответствовать! Хорошо, что моя одежда была подготовлена заранее, в ту пору, когда мы надеялись на торжественный приём сразу по прибытии в Овару. И ещё лучше, что я позаботился подобрать такую же для гостя. Чем меньше внимания он привлечёт своим внешним видом, тем целее будет. Хотя нашего красавчика, да при таком-то цвете волос, во что ни обряди — всякий оглянется! С другой стороны, а всякий ли? Вон, Ясумаса с Дзиро свято убеждены, что видят перед собой самого обычного ханьца. И Мэй-Мэй, глазом не моргнув, согласилась с их описанием.
Вот, о чём следовало спросить, оставшись наедине! Эх, Кай, голова твоя дырявая…
Полагающиеся наряды ожидали нас на отдельных стойках. Мы принялись торопливо набрасывать на себя все части парадного сокутая, от окатабир — нижних рубах персикового цвета, обязательных к ношению с начала Светлой Половины года, до хоэки-но хо[41] оттенка молодой бамбуковой поросли, узор на которых отсутствовал согласно постановлению о рангах. Счастливчик Хономару! Уж он-то давно заслужил право на узорчатый шёлк! Конечно, далеко не любое сочетание цветов и рисунков ему дозволено, ведь для каждого ранга предусмотрены свои. Но даже Ясу, как и другие обладатели рангов выше моего пятого, заказывает для торжественных одеяний дорогой шёлк с вытканными на нём цветами и листьями. Впрочем, не в одёжке счастье. Хотя многие не согласились бы с этим, в частности — мой отец. Такие уж времена. Правильно дед ворчал: беззаботный упадок.
Как бы он не кончился на моём веку…
Дзиро перебегал от меня к ханьцу и обратно, вправляя длинные полы одеяний в два слоя штанов, алых внутренних и белых наружных — что было весьма непросто проделать с Ю, который запутался в змеящихся лентах поясов и едва не оторвал удлинённый шлейф-кё со своей ситагасанэ. Я даже пожалел, что отказался от помощи других слуг, избегая излишних суеты и пересудов. Одного старика на пару молодых людей, облачающихся в страшной спешке, всё-таки не хватало.
Честно говоря, я сильно рисковал, самовольно наряжая в одежду пятого ранга чужеземца, положение которого могло быть как ниже, так и выше. Но тут уж придётся действовать по наитию. Не до сомнений!
Да и любой поход во Дворец — опасная затея, так что не привыкать.
Я спешно причесался и натянул на голову жёсткую канмури, краем глаза следя за попытками моего слуги собрать разноцветные пряди волос юмеми в косу или хотя бы в хвост, дабы уместить всю их длину под такую же, как у меня, шапку. Жертва церемониала, тихо, но выразительно бормочущая что-то по-ханьски, вызывала у меня смех пополам с тревогой. Первый — потому, что уж больно потешное зрелище являл собой юмеми, путающийся в многочисленных платьях. Вторую — из-за возможных неприятностей во дворце, если он и там будет продолжать это делать, или поскользнётся на шлейфе, или… Надеюсь, по пути освоится. Лишь бы с одеяниями всё сошло с рук!
— Лучше бы я разбудил Мэй и попросил что-нибудь привычное, — жалобно протянул юмеми, глядя на меня кротким взором животного, ведомого на заклание.
Дзиро, оставив страдальца в покое, уже поправлял ленты на моей шапке, умудрившиеся переплестись вместо того, чтобы раздельно ниспадать по спине. Сколько раз ни надевал сам — всегда одно и то же! На редкость неудобный головной убор. Но, к сожалению, перед Сыном Пламени щеголять цветом и длиной волос не положено. Ранг призванного известен правителю и без этого, выставлять его открыто — всё равно, что искушать судьбу. Дед именно так и объяснял: "С непокрытой головой ходить почётно, а в канмури — мудро".
— Эта шапочка с меня спадает! — снова заныл Ю, пытаясь поправить упомянутый предмет. — Может, ну её? А?
— Нет уж! Во дворце ты обязан выглядеть согласно предписанному, нравится тебе или нет, — отчеканил я. — И вообще, мы с тобой теперь как братья-близнецы. В сумерках не отличит и мать родная, что нам, как понимаешь, на руку. Дзиро, как на твой взгляд, мы готовы?
Старик отступил назад, внимательно обозревая две ставшие непомерно широкими фигуры. Поправил на мне пояс, кивнул и поклонился с непроницаемым лицом, давая понять, что наш облик если и не исполняет его блаженством, то вполне удовлетворяет. Вот и ладно.
