Стивен Браст - Гвардия Феникса
Сначала тот расхохотался, а затем заметил, что счет за хороший запас вина и копченую кетну оказался вполне приемлемым.
– Смотри-ка, – заявил главарь, – ты совсем немного просишь за свои продукты.
– Да? Ровно столько платят клиенты в моей гостинице.
– Значит, у тебя имеется гостиница?
– Да. Всего в двух лигах отсюда на дороге есть развилка, возле скалы в форме клюва ястреба, если вы повернете направо, моя гостиница окажется по правую руку.
– Ну я знаю это место. Ты говоришь, там находится “Общий дом”?
– Да, сэр, и вас там всегда будут рады видеть.
– И ты берешь за услуги ту плату, что назначил нам?
– Почти. Будет немного больше, поскольку мне нужно проделать определенную работу, разложить еду по тарелкам и заплатить слуге, который их разносит.
– Что ж, вот твои деньги, друг мой, мы обязательно скоро встретимся.
– Я с удовольствием вас приму – иметь с вами дело было очень приятно.
Слух о гостинице быстро распространился по всей округе. Когда Блэк умер, оставив ее старшему сыну по имени Браун, семья успела сколотить вполне приличный капитал, а гостиница уже пользовалась широкой известностью в городе и за его пределами.
Именно здесь нашли друзья пищу, вино, конюшню для своих лошадей и комнаты, где могли отдохнуть, готовясь к последней части своего путешествия. Вместе с несколькими другими путниками они насладились полуденной трапезой, состоящей из бульона из свежих горных грибов и зажаренных на шампурах сосисок из мяса кетны с пряностями, которые готовились во дворе гостиницы. В конце обеда хозяин приказал подать большой торт из тутовых ягод и орехов, сверху украшенный цукатами и взбитыми сливками из козьего молока.
Так уж случилось, что Кааврен съел больше сосисок, чем следовало, – ведь ему была в диковинку острая горная кухня (на которую оказала влияние близость людей с Востока), а Айрич всегда отказывался от сладкого, утверждая, будто оно разрушает зубы – предмет его особой гордости. Поэтому, когда остальные с азартом накинулись на торт, лежащий на блюде размером с целый стол, Айрич воспользовался моментом и жестом показал Кааврену, что хочет поговорить с ним наедине.
И они вышли во двор гостиницы. С одной стороны располагался сад камней, а с другой – росли овощи и зелень. Двор окружала высокая каменная стена с воротами, через которые можно было попасть в конюшню и домик садовника. Тут же стояли два умывальника.
По дороге Кааврен спросил:
– Вы что-то хотели мне сказать, мой друг?
– Я наблюдал за выражением вашего лица, – ответил Айрич.
– Ну и?..
– Оно мне показалось озабоченным.
– Да? Ни в малейшей степени.
– Значит, я ошибся.
– Несомненно, мой добрый Айрич.
– Стало быть, вы не кусали губы до крови?
Кааврен облизнул губы, словно пытался при помощи языка скрыть то, что сделали его зубы.
– Ну...
– И разве вы не сжимали кулаки так, что следы от ногтей остались на ладонях?
Кааврен покраснел и быстро спрятал руки.
– Я хотел сказать...
– Не говорю о вздохах, которые за последние четыре дня мы с Пэлом слышали так часто, что не успевали переглянуться перед очередным, – столь непрерывными они стали.
Кааврен покраснел еще сильнее и сказал:
– Неужели я и в самом деле вел себя именно так?
– Даю слово.
– Меня действительно кое-что тревожит.
– Тогда, если хотите, готов вас выслушать и дать совет, если это окажется в моих силах.
– Я знаю, мне нигде не найти такого друга – мудрого и умеющего хранить молчание.
– Так расскажите мне о своих тревогах.
– Да, но разве вы сами еще не догадались?
– Предполагаю, вы беспокоитесь относительно баронессы Каламской.
– Вы попали в самую точку. Я дал обещание...
– О! Обещание?
– Да.
– Женщине?
– Да.
– Возлюбленной?
– Что до этого, то...
– Ну?
– Не стану отрицать.
– Вам следует, друг мой, научиться быть осторожным с женщинами, иначе ваш язык поставит вас в такое положение, из которого не выведут ноги и не освободят руки – даже разум не сможет прийти на помощь.
– Но когда говорит сердце...
– Тогда нужно быть особенно осторожным: когда говорит сердце, разум молчит.
– Однако дело сделано – я дал обещание.
– Должен вам напомнить, что вы также дали клятву капитану Г'ерету.
– Знаю, – ответил Кааврен, и опять последовал вздох, подобный тем, на которые ранее обратил внимание проницательный лиорн. – И что мне теперь делать?
Айрич покачал головой.
– Да, дело зашло достаточно далеко, как я и думал, – пробормотал он, а потом добавил: – Что ж, двинемся дальше в путь, быть может, нам удастся найти мудрое решение нашей проблемы.
– Я был бы счастлив, если бы все сложилось именно так, – сказал Кааврен, и они зашагали обратно к гостинице.
Тиаса молчал. Они успели дойти до дальней стены, окружавшей двор, когда Кааврен поднял руку, останавливая Айрича, и приложил палец к губам, давая понять лиорну, чтобы тот хранил молчание. Айрич, никогда не отличавшийся излишним любопытством, пожал плечами и молча повиновался.
Если бы Кааврен и в самом деле был тиасой, то есть животным, то сейчас навострил бы свои чуткие кошачьи уши, а потом повернулся в сторону стены, поскольку он услышал, как ему показалось, нечто очень важное. Точнее, до его ушей донесся чей-то негромкий голос, но не такой тихий, чтобы он не сумел разобрать слов, произнесенных с сильным местным акцентом:
– Внутри сидят, набивают брюхо, мы можем говорить все, что нам захочется.
Некоторые ошибки, которые совершают незнакомые нам люди, вопиют о том, чтобы их немедленно исправили. Если кто-нибудь, к примеру, самодовольно заявит, что в Доме Теклы никогда не рождалось достойного композитора, мы сразу же будем вынуждены спросить его, не слышал ли он о Г'хейре Клифернсе, сочинившем Девятичасовую симфонию в семи частях. А если какой-нибудь умник будет утверждать, будто сариоли исчезли с лица земли, нам сразу же захочется отвести его к Челюстной горе и представить Джггоф'те, костяному танцору. А потом спросить, не изменил ли он своего мнения. Случись нам встретить колдуна с Востока, уверенного в превосходстве своего искусства над волшебством, данным нам Орбом, мы будем склонны – разумеется, мирно и доброжелательно – предложить ему тут же проверить, не погорячился ли он.
Однако существуют совсем другого рода ошибки, которые вызывают у нас желание оставить заблуждающегося в полном неведении. Того, кто заявляет, что его никто не может подслушать, уверяя своих соратников, что они могут спокойно обмениваться секретами, мы смело отнесем ко второй категории. Так, во всяком случае, считал Кааврен и потому подал сигнал Айричу, чтобы тот молчал.
