Ирина Якимова - Либитина (СИ)
Почувствовав отклик моего тела, тень стала грубее, настойчивее. Ее пальцы по-хозяйски обосновались под юбкой, не стыдясь добираться до самых потаенных мест. Ее ленты змеями скользили по телу — ласкающие и холодящие одновременно, дразнящие прикосновения. Одна, тяжелая, гладкая, поднялась между грудей до шеи, обвилась вокруг, на миг придушив, и, пощекотав затылок, соскользнула вниз по спине.
В какой-то момент, почувствовав приближение последней, главной вспышки наслаждения, я застонала, и тьма влилась в открытый рот, наполнила горло, легкие. Я выдохнула ее вместе с криком — избавлением от сладкой боли, и объятия тени тут же ослабели. Ее ленты укорачивались, черный туман уплотнился, оформившись в человеческую фигуру с огромными перепончатыми крыльями. Вампир уже не держал… он вовсе не касался меня, меня удерживала в воздухе пара таких же черных, сотканных из тьмы крыльев!
— Ого! — выдохнула я, глупо хлопая крыльями. «А вдруг упаду? Наверное, стоит махать еще быстрее!» Нонус засмеялся, глядя на мои нелепые усилия. Тень, окутывающая фигуру превратила его смех, как и мой крик, в вой. Вампир развернулся и махнул: «За мной!»
Через пять минут полета я окончательно уверилась, что крылья легко удерживают тело в воздухе. Тренировки птиц-кукол помогли: я быстро находила ветер и скоро плыла в потоках холодного и теплого воздуха наравне с Нонусом, хотя вряд ли так же ловко. Громадность драконьих крыльев после маленьких и удобных птичьих казалась совершенно излишней.
Мы пролетели над рекой, перед рассветом зябко кутающейся в серую тонкую мягкую шаль тумана, пронеслись через весь Патенс, концами крыльев касаясь узорчатых шапок-лесов. Быстрый свободный полет, полет человека, а не куклы-птицы. Как в детском сне. Постепенно ушло ощущение громоздкости крыльев, я купалась в своей новой силе. Сердце все не успокаивалось после странной близости с тьмой, внизу живота притаился теплый, мурлычащий от удовольствия котенок.
Мы опустились близ истока Несса — Нонус помогал, и я ступила на земля плавно, хоть пока и неизящно. Вампир первым скинул крылатую тень и, едва обретя возможность членораздельно говорить, тут же велел:
— Выдохни резко! Вытолкни тень!
Я послушалась. Холодное нечто ушло из легких все, полностью, как кусок шелка, и мои крылья и чудовищный облик рассыпались знакомыми по превращениям других тварей клочьями черного тумана.
— Ты же хотел подарить мне крылья после выполнения задания? — тихо, боясь, что горло опять выдаст вой вместо слов, спросила я.
— Во-первых, надо сказать…
— Спасибо, — я улыбнулась.
— Засчитаю это «спасибо» за удовольствие. И теперь еще одно, пожалуйста, за крылья…
— Нонус, — я подошла к вампиру, ласково коснулась угловатого по-мальчишески плеча, обтянутого белым шелком. — Зачем сейчас? Чтобы я чувствовала себя должной? Нет в этом необходимости: я и так тебе помогу, сделаю свою часть работы, когда скажешь. Я доверяю тебе.
Отворачивающийся от моего взгляда прежде, сейчас он обернулся, посмотрел прямо в глаза:
— И я доверяю тебе. Поэтому и подарил крылья… просто так. Чтобы ты почувствовала эту свободу.
— Ты что-то делаешь просто так? — не удержалась я и получила холодный острый взгляд:
— Сначала я глупо хотел заключить тебя в клетку бескрылости, но быстро понял, что принуждать тебя к чему-то, Королева диких кошек, смешно и нелепо. Если ты захочешь сбежать, все равно сбежишь. А сегодня понял другое: ты уже не улетишь от меня и на драконьих крыльях, моя покорная Королева…
Он засмеялся, и смех вновь превратился в вой, когда фигуру вампира окутала крылатая тень. Взмах крыльев: он взмыл над лесом и скоро растворился в небе. Марионетки Нонуса в это же время покинули мои леса и поля. Остались я, луна и тихая черная река.
Вскоре после того разговора с Нонусом я задумала путешествие на север — подальше от людей, их городов и селений, их шумной жизни, создающей ненужный хаос в мыслях. Чтобы не скучать, я взяла себе в спутницы речку и направилась ее берегом к истоку. Неглубокая и нешумливая простушка днем, ночью моя новая подруга превращалась в загадочную и печальную королеву, и плеск невидимых рыб в ее бездонных, наполненных тьмой глубинах, казался слезными вздохами. Я утешала ее, как могла. Пела ей песни, ласково поглаживала ее холодную спину, спускаясь к самой воде и окуная в нее ладони. А иногда я оставляла речку и уходила гулять в леса вокруг. Я ложилась на теплую, нагретую солнцем землю. Растирала ее в пальцах, смешно надеясь напитаться ее добротой, дающей жизнь всему, что есть вокруг. Я устраивала в кронах высоких деревьев лежанки и засыпала, качаясь в зеленой колыбели и слушая, как близкий-близкий ветер в оба уха гудит свои жестоко-честные сказки. Так, незаметно для себя, через несколько дней я дошла до истока речки — тривиального болотца. Что дальше?
«Что дальше?» — этот же вопрос можно задать моей вечности. Погруженная в очередную иллюзию — слитости с природой, я продираюсь сквозь живой лес, оставляя кровавый след из убитого зверья, а трава и листья съеживаются и чернеют там, где их касается моя крылатая тень. Марионетки-волки и птицы волной следуют за хозяйкой, и вся живность разбегается в сверхъестественном ужасе с их пути — оттого-то так тихо вокруг…»
— Но моя мечта об исцелении для вампиров вовсе не иллюзорна, — заспорила я с апатией, опускающейся шалью на плечи вместе с тихим синим вечером. — Я еще докажу Эреусу… им всем. Пока не знаю, как, но докажу!
«…Докажешь ли? Теперь ты сама тварь, ты узнала их внутреннюю пустоту, постоянно требующую пищи — крови. Одни, как дикари, бездумно следуют ей и убивают по первому ее зову, другие, как Вако, пытаются управлять, развивать свои волшебные способности через нее, и совершают уже расчетливые, хладнокровные зверства. Которых из них ты хочешь исцелить? И нужно ли это делать? Захочет ли мир, чтобы они были исцелены? Ты бы хотела увидеть живым и счастливым, например, Алоиса Митто, погубившего твою дочь? А ты, ты сама, погубившая похожую юную девушку, заслуживаешь ли быть исцеленной?»
Я вздернула голову — и вынырнула из синего тумана апатии. На небе загорались первые, самые яркие звезды — маячки для странницы-ночи.
«Чего ты хочешь, Ариста? Только в одно слово!»
— Я хочу… понять, — прошептала я. Звезды согласно мигнули и расплылись перед напряженными уставшими глазами. В голове зашумело, может быть, от неудобной позы, а, может быть, опять от голода.
«Хочу понять? Да, действительно, я прежде всего хочу понять. Потерявшая все, ставшая тварью, видевшая немыслимые в прежней жизни злодейства, в глубине загрязненной проклятием carere morte души я все еще остаюсь наивной и милой леди Эмендо, которая до сих пор не может ПОНЯТЬ, что же с ней произошло, как так получилось, что она лишилась семьи и устроенной жизни в одну только ночь? И она хочет понять, почему до сих пор жив мир, равнодушно прошедший мимо ее трагедии! Где спрятано сердце его надежды? Или оно давно замолчало под горой страха?»