Михаил Парфенов - Связанные паутиной
Здесь этого не было.
Они продолжали кружить по поляне, присматриваясь друг к другу. Лохматый и вовсе сейчас уснет!
На кончике пальца заплясала оранжевая искра. Сантера задумчиво посмотрела на нее, точно впервые увидев. Поднесла ближе, внимательно изучая то ее, то лесное чудище.
Тень догадки мелькнула на лице. Она легонько подула на ладонь, и искра разгорелась, превращаясь в столб пламени. Изящно щелкнув пальцами, создавая огненную нить, ведьма взмахнула ею на манер кнута и прицельно стеганула злобно ворчащего зверя по спине.
Запахло паленой шерстью. Зверь взвился от боли. Мальчик охнул, – удар мощной лапы отбросил его в сторону морщинистых стволов, об которые он больно ударился затылком. Зверь метался по проталине, круша все на своем пути.
– Не понял еще?! Ты здесь погибнешь! Действуй!
Мальчик должен забыть о прошлой жизни. Понять простую истину: убивай, чтобы не убили тебя.
Никакой жалости.
Никакого сострадания.
Пусть сломает все кости и разорвет все мышцы, но научится бороться. Поймет, что равновесия нет – своя жизнь ценнее сотен, тысяч чужих. И возродится новым существом.
Василиск пошатываясь встал. Лохматый зверь крутился волчком – в густом мехе танцевали костерки. Рогатина, утопая в жидкой грязи, валялась неподалеку. Но мальчик забыл про нее – и двинулся прямо на хищника.
Острая морда повернулась в его сторону. Оскалилась. Зубы – острые тонкие иглы, плотно населяющие пасть, гладко блестели.
Шажок. Еще шажок.
Мальчик прыгнул. Зверь тоже. И почти сразу закричал. Острая щепка торчала из глазницы. Сам Василиск, запрыгнув сверху, крепко обхватил толстую шею. Пальцы скользили по шерсти.
Его мотало из стороны в сторону, небо и земля то и дело менялись местами, прыгали, смазывались. Как он хотел сейчас проснуться. Чтобы все случившееся оказалось дурным сном: и искаженное предсмертной гримасой лицо хозяина, и Лиз, глядящая глазами смеющейся бездны, и даже нынешняя смертельная схватка. Зверь ревел.
Было страшно до одури. Мысли ушли, как нечто ненужное и даже мешающее. Есть лишь цель и способы ее достичь. Только как?
Узкомордый упал наземь, начал кататься, пытаясь подмять нахальную букашку под себя. У него получилось. Оглушенный мальчик остался лежать в снегу. Зверь отскочил: загривок сморщился, пошел буграми, из глотки вырвалось довольное урчание. Ослепший глаз с обломком деревянной щепки смотрел в небо; по шерсти, срываясь с сухого черного носа, стекала кровь.
Василиск застонал – болело абсолютно все тело. В руку что-то больно врезалось. Рогатина. Скосив глаза, увидел ее – госпожа стояла недовольная, скрестив на груди руки и нахмурив тонкие брови.
«Давай же», – прочел он по алым губам.
Зверь мотнул головой, будто показывая, что доберется до второй букашки позже. Напружинился. И вновь прыгнул.
Тело действовало само по себе. Мокрое древко выскальзывало из ободранных ладоней.
Время исчезло – при желании можно было рассмотреть узор падающей снежинки. Грузная туша рухнула на него всем весом. Противно хрустнули кости. Пачкая лицо и новую одежду, закапала на темечко горячая липкая жидкость.
Василиск оглох и ослеп. Нутро скрутила жгучая боль, и он чуть не потерял сознание.
Морда хищника висела прямо над ним. Лезвие вошло точно в пасть, пробив черепную коробку. Глаза быстро стекленели; передние лапы все еще скребли землю, пытаясь удержаться на этом свете.
Силь отпустил оружие, часто-часто дыша.
Неожиданно лес застонал. Деревья шелестели листьями, издавая невыносимый шум, от которого наворачивались на глаза слезы. Госпожа, стоящая невдалеке, ощутимо напряглась.
– Не двигайся, – приказала она, выходя вперед.
Василиск видел, как движения зеленоокой Лиз становятся обманчиво вкрадчивыми, плавными. Черные, что вороньи крыла, непокрытые волосы окутывали фигуру, а ветер создавал иллюзию их движения.
Лес обрел жизнь: хрипло крикнул, сомкнул ряды и раздвинулся, пропуская…
Мальчик не знал, как описать вышедшее существо.
Оно было большое. Могучее. Покрытое длинными спутанными блестящими волосками, в которых свили гнезда птицы.
Ему не требовались глаза – оно и так видело. Не требовались уши – оно слышало все. От одного его присутствия хотелось упасть на колени, зарыться лицом в землю и исчезнуть в осознании собственного ничтожества.
– Ты гляди-ка… Лесной отец пришел. Какая честь! – с издевкой произнесла девушка.
Вокруг Лесного отца толпились существа помельче, точно малые дети подле родителя. Иные! Множество Иных, самых разных и живых!
– Госпожа, там же…
– Не сейчас. – Она почти рычала.
Существо выползло целиком и тяжко вздохнуло. Из-под меха появился гибкий отросток и потянулся к мертвому телу узкомордого хищника. Толкнул. Начал теребить – вставай, мол, перестань шутить!
Хищник упал.
– Он мертв! – громко подсказала госпожа.
Василиск в ужасе закрыл глаза. Зачем она провоцировала это?!
Лесной отец заговорил. Его голос звучал горным ручьем, треском множества падающих камней, завыванием ветра. Смысл его слов проникал в голову, минуя уши.
«Зачем вы убили одного из моих детей?»
– Он сам на нас напал, – дерзко ответила госпожа Лиз.
«Вы пришли к нему сами. С оружием. Вы всегда так делаете, а по пятам за вами следует тлен. Даже сейчас гибнут мои дети, неугодные вашим царям. Горят деревья, горит трава, кричит металлическое оружие, придуманное, чтобы облегчить суть вашего предназначения».
– Нашего предназначения?
«Убивать живое. Топтать святыни. Изменять».
Лесной отец был неумолим, и, хотя в голосе его не звучали понятные людям эмоции, становилось жутко. Это древнее существо видело, как впервые на небосводе загорелось солнце и как творился их мир. Его невозможно обмануть.
– Ты прав. Но неужели ты не видишь, что мы не люди?
Иные пугливо затрещали на своих ломаных сложных языках. Василиск их не понимал – он знал лишь человечий язык, на котором говорили все остальные жители Убежища, давно позабывшие свои корни.
«Мальчик позади тебя наш. Но ты другая… ты Тьма. Я видел таких существ, когда все вокруг было молодо и ново.
Они были хуже людей. Они пожирали все на своем пути. Сжигали дотла холодным пламенем своих истлевших сердец. Это пламя заменяло душу и давало власть над остальными, более примитивными… Я помню те времена и боюсь их возврата… Но ведь ваше время вышло. Вы ушли навсегда».